Алексей Федорочев - Мажор

Посеребренная монета сверкнула в воздухе и скрылась, ловко подхваченная мальчишеской рукой.

Дать взаймы? А чем она отдавать будет? Не тем же, чем предложила! Мне - только свистни - такие девки на зов сбегутся! И обойдутся гораздо дешевле.

Попробовать помочь через отца? Ну, допустим, через какой-то его фонд можно было бы попытаться. Только где гарантия, что завтра не набежит сто таких Машек? И эти сто, получив от ворот поворот, они же искренне проклинать нас будут и новые слухи распускать. Да и Машке тогда здесь не жить: это по всей империи мой отец - великий артефактор и изобретатель, а в нашем маленьком городке он, прежде всего, растлитель малолетних, к нам даже ни одна местная женщина в прислуги до сих пор не идет. И плевать всем, что он на той студентке женился, что жили они много лет душа в душу. Пустобрехи только после гибели матери немного угомонились, когда увидели, как он переменился. В общем, гнилой это вариант.

И что тогда остается?

Вот если бы она могла заработать...

- Не знаешь, руки у нее тем концом приделаны? - спросил у терпеливо ожидающего Санчоса.

- В смысле?

- Шить-вышивать умеет?

Давно уже была одна задумка, а теперь и отца удивить хотелось, но все упиралось в умение вышивать. Аглая, она с иглами немного не то творила, а тех одноклассниц и девушек, с которыми я водился, белошвейками никак назвать нельзя было, мы их для другого звали.

- Умеет, ее поделки на последней ярмарке влёт разошлись, - уверенно ответил мальчишка. Чем был ценен Санчос, так это тем, что если брался узнавать информацию, то делал это основательно.

- Залови-ка ты мне ее после уроков, - на вопрос в глазах девятиклассника решил пояснить, - Работу ей предложу.

- Сюда же? - подросток окинул взглядом пустой класс, где мы с ним расположились.

- Ну, давай сюда, - и еще одна монета поменяла хозяина.

Судя по помятому виду Санчоса и растрепанному Машки, процесс залавливания они оба поняли как-то не так. При виде меня девчонка сжалась, но попытки вырваться из класса прекратила, скукожившись, как воробей, за партой.

- Кабан, с тебя еще пятак как минимум, это не девка, это фурия какая-то! - возмутился проныра, потирая расцарапанную щеку.

- Петр Петрович, вы все же решились? - дрожащим голоском спросила моя персональная катастрофа.

- Брысь! - Сашка Панин, он же Санчо Панса, он же Санчос, получив очередную монету (всего рубль, больше - перебьется, я не виноват в его неумении объяснять), деликатно прикрыл дверь со стороны коридора.

- Значит так, кра...савица! - привычное обращение к девушкам на Машке сбойнуло, - Твои сомнительные прелести меня не интересуют. Но ты, говорят, хороша в другом.

Машкины глаза, и так не маленькие, еще больше округлились, а об красное лицо можно было смело зажигать спички.

- В-в-в чем?

- Вышить серебряной проволокой узор сумеешь? Точно по кальке, никакой отсебятины?

- Су-сумею... - почти справилась с собой она.

- Тогда держи, - выложил перед ней пять вожделенных бумажек, - Это предоплата. Как заработала - это не тайна, любому можешь говорить. А вот какой именно узор... - добавил в голос угрозы.

- Я поняла! - Машка, это несчастье, бросилась хватать меня за руки, такое ощущение - целовать полезла, едва успел отдернуть.

- Дура! ...нулась?! - я отшатнулся от нее, как от прокаженной. Определенно, она плохо на меня влияет: как ни встречу - матерюсь. - Утром, как в прошлый раз, заброшу вещи и образец. Разместишь там, где скажу! Скопируешь кому-то - урою, поняла?!

- Поняла, Петр Петрович! Все сделаю! Точь-в-точь!

- Вот и отлично! Деньги спрячь! А будут допытываться - смело отвечай: я тебя нанял по итогам весенней ярмарки!

Злость немного притупила фраза Санчоса, отскочившего от двери в момент, когда я ее распахнул, убираясь подальше от этой ненормальной.

- Кабан! - окликнул он меня, - Кабан, ты - человек!

Оттопыренный средний палец был ему ответом.

Ой-ё! Как же болела голова!

Ни к какой Машке утром я, понятное дело, не поехал - слишком хорошо спраздновал Сашкин день рождения.

Отец при виде меня, такого помятого, только покачал головой:

- Кажется, кто-то совсем забросил тренировки.

Да, забросил! Выторговав себе отсутствие надзирателей, я постепенно охладел к своей безумной идее сбежать, во что бы то ни стало. Безумной, потому что дальше побега я ни разу не загадывал. И чем бы жил дальше? На что? Эта мысль почему-то тогда не приходила в голову.

А еще, с моими карманными деньгами... шоколадка тут, мороженка там, бутылка пива, косячок... они еще не оставили след на моем теле, но отжаться столько же раз, что и в четырнадцать, я, пожалуй, вряд ли бы сегодня отжался. Не сказать, чтобы весь такой проникся, но что-то в словах отца определенно было.