Кирилл Апостолов - Времена и люди

Он подумал: прервать его или подождать, посмотреть, до чего дойдет в своем инакомыслии его первый помощник.

— Не хочу пророчествовать, предрекать, — продолжал Голубов, — и времена не те, и нравы, но знаю и даже убежден, что в другое время, в других условиях из тебя непременно получился бы самый беззастенчивый кожедер-миллиардер. А? Сильно сказано? По крайней мере точно. Ты не можешь довольствоваться малым. Твой девиз: сегодня больше, чем вчера, завтра больше, чем сегодня.

— Ты пьян, две рюмки выпил — и готов.

— Пьян, не пьян — какая разница? Вся твоя работа воистину сводится к одному: сегодня больше, чем вчера, завтра больше, чем сегодня. И тебя не интересует, во имя чего, для чего. Главное — чтобы было много, побольше.

— Хватит.

Тодор заплатил и вышел.

Зашел домой предупредить, что задержится, и тяжело, устало зашагал к административному зданию. Подходя к нему, услышал, как распевает уборщица. Цыкнул на нее и послал за Филиппом. Очень скоро в коридоре послышалось постукивание палкой по полу. Лицо Филиппа приобрело некую утонченность, а шея, короткая и толстая, похудела и вроде бы даже удлинилась. В первый момент показалось, что это вовсе и не Филипп, упорный, настойчивый молодой человек, и подумалось, что не стоит порох на него тратить. И все же задал свой вопрос: частное производство или увеличение общественного?

Филипп ответил без заминки, словно ответ был приготовлен заранее:

— Будет трудно, но, по моему мнению, именно кооперативы должны стать поставщиками. Иначе мы только внесем путаницу в сознание людей.

— Каких людей?

— Крестьян.

— Какую такую путаницу? — Он хотел испытать его до конца.

— Как сказать?.. Ведь они уже столько лет живут по-новому. Зачем же им напоминать старое? Потом опять придется все начинать сначала. Не совсем сначала, но все же…

— Не так-то быстро меняется человек, как кажется. — Его все еще не покидало сомнение, ответы парня казались просто заученными цитатами.

— Есть в селе один человек, возчик при огородах, бай Иван. — Парень хотел, очевидно, подкрепить свой ответ примером. — Самый обыкновенный человек, умом бог не обидел, но вообще-то простой крестьянин, тихий, спокойный, сущий муравей. Так он говорит мне однажды: «Эх, Фильо, жить-то только еще начали по-человечески. Раньше знаешь как было? Да откуда тебе знать? Тебя тогда и на свете-то не было. С утра до вечера, да и по ночам тоже! И думаешь, что сытее были? Нет. Масса народу голодало… Эх, начаться бы пораньше кооперативам». Вот как сказал мне бай Иван. А теперь мы должны зародить в нем сомнение? Зачем?

Вот родственная душа, подумал Сивриев. Стоит на моей стороне — и никаких корыстных соображений! Послушал бы его Голубов, увидел бы, что Филипп выше его на голову.

Они поговорили об опыте на излучине, о перспективах помидоров, выращиваемых без подвязки, о нем самом. И Тодор перешел наконец к тому, зачем позвал Филиппа:

— Ты как смотришь на то, что вашему отделению мы увеличим план по помидорам? По перцу, по зеленой фасоли тоже. При том же количестве людей.

— Справимся. И новая технология нам поможет. Но надо обдумать все хорошенько. И с Симо посоветоваться.

— На этот раз придется без него, — жестко сказал он, но, прочитав недоумение в глазах Филиппа, добавил уже мягче: — Он за другой вариант, который мы с тобой считаем ошибочным.

— Вот как…

— Поэтому действуй сам!

— Ясно.

— Если что — прямо ко мне.

Прежде чем попрощаться, спросил, как дела на заочном.

— Идут, — ответил овощевод. — Сдаю экзамены.

На прощание пожал ему руку. Кажется, впервые за все время работы в Югне. Да, подумал Филипп, впервые. Вспомнилось, как в бытность главным агрономом Сивриев выгнал его как не справляющегося с работой. Вот ведь превратности судьбы!

Равномерное постукивание палки стихло в конце коридора, здание опустело, и он снова остался один на один с мертвой тишиной, которая навалилась на его и так слипающиеся от усталости веки.

Близилась полночь, а лист бумаги перед ним был все еще чистым. В голове не было ни одной мысли, только свербил вопрос: на что рассчитывал он там, на окружном совещании, когда стоял на трибуне один против всех? Даже против Давидкова! Да, и против Давидкова, человека, которому всегда верил как самому себе… А он оказался мягкотелым и не столь уж дальновидным руководителем. Уж не сам ли он «отец» этой уродливой, ошибочной идеи частного овощеводства? Давидков во всем виноват. И в его бессонной и бесплодной ночи тоже он.