Кирилл Апостолов - Времена и люди

Данко сидел за столом один, такой же тощий, как в молодости. Увидел его, узнал, но радости на лице не появилось. «Садись, бай Тишо. Тебя по-прежнему зовут бай Тишо?» — «Да». — «Счастливец. Значит, живешь по-людски. А меня, сам видишь, живого можно оплакивать. И я уже, бай Тишо, не Данко. Те, что каждый день толкутся у меня в кабинете, как Данко не знали меня и не знают. Данко давно умер. — Подумал и добавил: — Да и те, что знали, и они… Я теперь для всех только товарищ Григоров». — «Ну, не так уж все мрачно, если находишь время на полдники». — «Какой полдник! Еще только пообедать вырвался. Видел толпу в приемной? И так с утра до вечера. Ну да что обо мне… Ты по какому делу? Слушаю». «По делу… — начал он, но приказал себе не упоминать о дочери-абитуриентке и вообще о ее существовании. Приказал и приказа своего не нарушил. — Нет дела… Просто зашел повидаться». «Ведь это надо же! Ну, здравствуй, коли так! — Он обнял его, хлопнул по плечу. — Хочешь выпить? Нет? Хотя бы кофе». «И к кофе не приучился. Таким же остался, каким и был, что называется, от сохи». «Тогда холодного лимонаду. — Повернувшись к женщине за прилавком, приказал: — Лимонад со льдом, кофе, — и добавил, подмигнув ему: — И двойную порцию баклавы с двойным сиропом». Когда женщина, поставив на стол заказанное, отошла, Григоров спросил, наклонившись к нему, не ошибся ли. Он кивнул. «Вот видишь, не забыл, хотя четверть века прошло. Эх, бай Тишо, бай Тишо… А ведь я тогда чуть не стал подлецом, предателем. Слаб был тогда, а те били, страшно вспомнить, как били! Но все же выдержал… А сейчас, поверь, не убежден… просто не знаю, почувствовал бы я себя столь же ответственным за… — Он прикусил губу и, помолчав, продолжал с горечью: — Те, кто могли бы стать моими истинными друзьями, больше всего и досаждают, потому что приходят единственно ходатайствовать. Своих, правда, бывает немного, зато чужим нет конца. Ты единственный…»

— Вот как было, — закончил бай Тишо. — Скажи, мог бы я иначе? Мог ли я навалить на него… еще одно разочарование? Ведь мы друзьями были, он, конечно, захотел бы услужить. Еще один камень бросил бы я ему в душу, а в ней и так черно.

— Так я и думала, — вздохнула жена. — Моя вина. Не надо было тебя в это дело впутывать. Ведь знаю, какой ты. Самой надо было…

— Хорошим человеком был Данко. Но согнула его служба, придавила.

— На тот год, будем живы-здоровы, сама поеду… Нельзя ребенка на произвол судьбы оставлять. Сам видишь, жизнь какая…

В последующие дни боль вроде бы поотпустила, и однажды поутру, дождавшись, пока жена уйдет из дому, он оделся и потихоньку, потихоньку двинулся к административному зданию хозяйства.

Небо, чистое, синее, воздух, свежий, не сухой, как в жару, и не влажный, как в ненастье, вливали в грудь здоровье, силу. После недавних дождей земля потемнела и источала запах молодых ростков, выскочивших из треснувших зерен и ищущих, где бы легче пробиться на свет через комья земли. Если бы были силы, он дошел бы до оставленного под пар поля и наверняка увидел бы его затянутым в серебристые нити паутины, сверкающие в воздухе, как шелк.

На площади перед правлением стоял в растерянности, с выражением горестного недоумения на лице Андона.

— Эх, бай Тишо, кого ж ты вместо себя оставил, а? — спросил с укором и безысходностью в голосе. — У меня ребенок умирает, а он не дает джип в больницу его отвезти.

— А где неотложка?

— Врач в Ушаву на ней поехал.

— Иди домой, жди. Может, что придумаем.

— Ох, не верю. Не тот он человек, чтоб другого понять и помочь ему.

Крестьянин выругался и побежал к машине, затормозившей на противоположной стороне улицы.

Останавливаясь на каждой лестничной площадке передохнуть, он поднялся наконец до председательского кабинета и постучал.

Сивриев поднял голову, молча кивнул и снова уткнулся в лежащие перед ним бумаги. Он сел с краю длинного стола и, переведя дух, сказал:

— Встретился Андона, жалуется…

— Мне бы тоже пожаловаться, да некому.

— Ребенок болен…

— Я жду комиссию. Повезу их на Стену. Есть опасность, что закроют карьер.

Да, об этом говорил ему Марян, говорил, что работы могут остановить, а Сивриева наказать за превышение прав. Ну что за чинуши: сами кость не грызут и другим не дают! А что с людьми будет, их не волнует. Так подумал бай Тишо, а вслух сказал:

— Немало забот у тебя…

— Давай побыстрее. Ты с чем пришел?

— Хочу узнать про дорогу на Моравку… Дорстрой вернул деньги?

— Да.

— Молодец Пенков, сдержал слово. И последнее…