Йоханнес Зиммель - Весной в последний раз споет жаворонок

Ритт наклонился к нему.

— Мы можем начать разговор, господин Хансен?

— Вполне, господин прокурор. Вполне. Но только я буду говорить негромко. Мне немного больно.

Несмотря на улыбку в прекрасных глазах под длинными шелковыми ресницами застыли покорность, печаль и смирение. Голос Хансена был чист и мелодичен. И лишь иногда при разговоре он слегка брызгал слюной в том месте, где у него были выбиты зубы.

— Хорошо, — сказал Ритт. — Господин Хансен, производит ли ваше предприятие продукцию с химическим соединением парадихлорбензола, — в частности, для так называемой «гигиены трупов»?

— Да, господин прокурор. Но очень непродолжительное время. Может быть, полгода. Сейчас выпуск этой продукции приостановлен.

— Почему?

— Мы отовсюду получали сведения, что парадихлорбензол может вызывать раковые заболевания. К тому же при его использовании активизируются ядовитые субстанции. — Теперь Хансен заговорил быстрее. — Последний факт был нам известен. Мы с самого начала старались при помощи некоторых химических добавок препятствовать этой активизации. А когда поняли, что это очень сложно, то прекратили производство. Я подчеркиваю, господин прокурор, прекратили сами, без какого-либо давления, по собственному решению.

— Что значит — «по собственному решению»?

— Влияние парадихлорбензола на рост раковых клеток пока точно не доказано. Исследования могут длиться годами. Но мы не хотим рисковать.

— Между тем федеральное министерство здравоохранения запретило выпуск парадихлорбензоловой продукции.

— В 1988 году, господин прокурор, — пришепетывая, возразил Хансен. — А мы наладили производство еще в 1985-м. Позвольте заметить, кстати, что во многих странах парадихлорбензоловая продукция не запрещена. Просто наше правительство отличается особой осторожностью.

Стенограф беззвучно записывал. Якоб Хорн всегда был печален. Он очень любил свою жену, больную рассеянным склерозом. Она не могла передвигаться без инвалидной коляски, ее приходилось мыть, одевать и раздевать, укладывать в кровать и поднимать. Якоб Хорн проводил с женой все вечера после работы, выходные дни и праздники. Врач предупредил его, что в течение года болезнь может поразить дыхательные пути, и тогда жена умрет от удушья. И Хорн часто думал о том, что он останется один, совсем один в большой старой мрачной квартире.

— Господин Хансен, вы говорите, что выпускали продукцию лишь недолгое время.

— Это так, господин прокурор.

— Вы никогда не поставляли парадихлорбензоловую продукцию в другие страны, а именно в страны «третьего мира»?

— Господин прокурор, вам же уже известно, что я выиграл все четыре процесса. И это утверждение никогда не получало не только доказательств, но даже сколько-нибудь серьезных оснований.

Ритт полистал документы.

— Зачем вам личная охрана, господин Хансен?

— Потому что на этом настояли вы.

Слово «настояли» усилило пришепетывание и брызгание слюны. Застенчивый пациент глянул на Ритта раздраженно.

— К чему эти вопросы? Я говорил, что не нуждаюсь ни в какой личной охране, нахожу ее ненужной и смешной, она обременяет меня. Но вы настояли и обосновали это тем, что я получаю очень много писем с угрозами и обещаниями убить меня после того, как в газетах прошли сообщения о якобы имевших место поставках моей продукции в страны «третьего мира».

— Господин Хансен, — возразил Ритт, — я никогда не давал никаких распоряжений по поводу вашей охраны.

— Вы никогда…

— Никогда, — Ритт посмотрел на Хорна. — Вы успеваете?

— Да, господин прокурор, — ответил бледный мужчина за маленьким столиком. «Дыхательные пути», — думал он.

— Да, но меня охраняют днем и ночью! Никто не может войти в эту комнату без предварительного обыска, — даже моя жена!

— Даже господин Хорн и я, — сказал Ритт.

— Тогда… тогда по чьему распоряжению? Я имею в виду, если вы не давали такого распоряжения, то кто его дал? И зачем?

— Чтобы защитить вас. Господин Хансен, угрозы такого рода всегда воспринимаются очень серьезно.

— Да, но тот, кто отдавал распоряжение, должен был, по крайней мере, договориться с вами, — нежные глаза беспокойно расширились. — А что говорят об этом сами сотрудники, там, снаружи?

— Что я дал такое распоряжение.

— Но это же идиотизм!

Шипение.

— Не думаю, что это идиотизм, господин Хансен, — сказал Ритт. — Все соответствует действительности, — добавил он, думая, что как раз действительности ничто не соответствует. Но ему не хотелось демонстрировать Хансену свое возмущение. Наверное, тот и в самом деле не чувствовал за собой вины. А может быть, Хансену известно намного больше, чем кажется и чем он говорит, — и тогда нельзя обнаруживать перед ним свои слабые стороны.