Йоханнес Зиммель - Весной в последний раз споет жаворонок

Гордон неторопливо поджег табак в трубке и после нескольких затяжек продолжил:

— Мы оба слишком старые, Филипп и я, и очень долго живем здесь. Мы оба — Штиллеры, мечта которых осуществилась. Там, на Силте — мужественные люди. У них так много забот и проблем. Они хотят воспрепятствовать катастрофе. Благослови их, Господи. Конечно, Филипп сочувствует всем, кто считает, что еще можно что-то исправить. Но он не хочет, — нет, он не должен ничего делать вместе с ними, как и Рип. Он умнее, чем в сказке, и немного счастливее, чем у Фриша. Здесь Филипп счастлив — наедине со своими воспоминаниями. Здесь он свободен. Он хочет, как и я, остаться здесь на то недолгое время, что нам осталось.

В офисе Антуана Ольтрамара зазвонил телефон. Он вышел. Страшная собака вздохнула и плотнее прижалась к ноге Гордона.

Ольтрамар вернулся.

— Это звонят месье Гиллесу. Дама. Говорит, что это срочно и что ей обязательно надо поговорить с ним.

— Я схожу за ним, — сказал Гордон.

Он быстро прошел несколько сотен метров от бара до дома Филиппа Гиллеса. Дверь была открыта. Гиллес смотрел телевизор.

— Что случилось? — спросил он.

— Тебя просят подойти к телефону.

— Кто бы это мог быть? Хочу дослушать это сообщение до конца.

— Пойдем! — сказал Гордон. — Это женщина, она сказала, что дело срочное. Ей обязательно надо поговорить с тобой. Сказала, непременно. Пойдем, Филипп!

Гиллес с досадой поднялся и потрусил за Гордоном вниз к гостинице и дальше, через бар в офис Ольтрамара. Женский голос он узнал сразу, едва поднял трубку. Это была доктор Валери Рот.

— Слава Богу, что я вас застала! — сказала она с облегчением.

— Откуда вам известен этот номер телефона?

— Через справочное бюро. Вы же сказали, где живете. В бюро сообщили, что у вас нет телефона, но есть рядом, в гостинице.

— Что вам нужно?

— Маркус Марвин арестован.

— Так.

— Он сидит в камере предварительного заключения во Франкфурте.

— Так.

— Послушайте, господин Гиллес, вы не могли бы сейчас приехать?

— Зачем?

— Герхард спас вам жизнь. Это так?

Гиллес хмыкнул неопределенно.

— Герхард всю жизнь боролся за то, за что Маркус сейчас сидит.

— Так.

— Он избил мужчину.

— Это мило, — сказал Гиллес.

— Парня зовут Хилмар Хансен.

— Какого парня?

— Которого он избил. У него химический завод.

— Очень интересно.

— Он производит санитарно-гигиенические ароматизаторы.

— Что производит?

— Санитарные ароматизаторы. Или вы не знаете, что такое ароматизаторы? Такие голубые и зеленые кубики, которые подвешиваются к унитазам. Они устраняют дурной запах и распространяют аромат лаванды. Или фиалки. Или лимона, или хвои. Даже ландыша.

— Вы выпили?

— Абсолютно трезва. Это случилось во Франкфурте. А я в Любеке, — она заговорила торопливее. — Хансен производит еще и парадихлорбензоловые таблетки, обеспечивающие гигиену покойника в гробу.

— Что?!

Голос Валери зазвучал преувеличенно четко.

— Есть такие таблетки, тоже для ароматизации. На один гроб требуется около 200 граммов. Только в ФРГ ежегодно умирают семьсот тысяч человек. Примерно десять процентов их сжигаются в тридцати крематориях. Парадихлорбензол делает органы обоняния нечувствительными к запахам, однако не устраняет зловония.

— Послушайте…

— И только часть крематориев оснащена примитивными фильтрами. При сжигании трупов выделяются диоксины и фураны, и попадают в атмосферу. А Хилмар Хансен сделал из этой отравы ходовой товар. Диоксины, выделяющиеся при сжигании трупов, способствуют осаживанию парадихлорбензола в жировых тканях людей. А еще дым крематориев содержит кадмий.

— Фрау Рот, мне это уже надоело!

— Именно кадмий! Почки пожилых людей — настоящие склады кадмия.

— Хватит, — рявкнул Гиллес. — Я сыт этим по горло.

— Так, значит, вы не приедете и не напишете об этом?

— Нет.

— Хорошо. Тогда произойдет кое-что другое. И вы будете вынуждены приехать.

— Доброй ночи, фрау Рот.

Гиллес повесил трубку и направился в бар. Гордон и месье Ольтрамар молча смотрели на него.

— Ну? — спросил, наконец, летчик. — Кто это был?

— Та ненормальная. Валери Рот.

— Что случилось?

— Ничего. Абсолютно ничего, — ответил Филипп Гиллес и сел. — Я бы с удовольствием выпил чего-нибудь.

Холодным утром 1944 года в седьмом часу утра женщина средних лет ехала в вагоне поезда по берлинской окружной железной дороге на Сименштадт. Было еще темно. Окна закрашены черной краской, а лампы в полнакала едва мерцали, — из-за авианалетов союзников. Вагон был переполнен бледными, измученными людьми, и женщине пришлось всю дорогу стоять. Впрочем, она стояла бы и в том случае, если бы вагон был совсем пустым — ей запрещалось садиться. Она была так называемой «защищенной еврейкой»: ее защищал брак с мужчиной-«арийцем». Но ей приходилось работать и носить на пальто нашитую шестиконечную звезду из желтой ткани, в центре которой черными буквами было написано JUDE — «еврейка».