Леонид Хомутов - В сложном полете

В жуткие моменты фильма Люба невольно продвигалась ко мне, словно прося защиты от надвигающейся опасности. Тогда, подбадривая, я брал ее за руку, но она каждый раз осторожно ее высвобождала.

Когда вспыхнул свет и мы встали, она, сияя глазами, восторженно сказала:

— Никогда еще не видала такой картины…

— Я тоже…

На улице было темным-темно. Увлекаемые тесным людским потоком, вилявшим по каким-то закоулкам, мы не сразу сориентировались. Когда, наконец, очутились на Кирова, Люба, взяв меня за руку, попросила:

— Ты ведь проводишь меня, Боря? Нас поселили за городом в Светлореченском пионерлагере. Но автобус с командой давно ушел, придется добираться поездом.

— Разумеется! — согласился я и тотчас поглядел на часы.

22.00. В моем распоряжении три часа. Маловато, конечно. Только добраться до городка не спеша. Но одним часом можно пожертвовать. Не оставлять же ее ночью посреди улицы в чужом городе… Ничего, если бежать от трамвайной остановки — за час доберусь до училища.

До вокзала доехали на трамвае. У пригородных касс было темно и почти безлюдно. Потыкавшись в закрытые оконца, остановились у расписания.

— Боря! — с отчаянием воскликнула Люба. — Так поезд-то ушел десять минут назад!.. И почему я посчитала, что он уходит в половине двенадцатого?!..

Вот так загвоздка! Так можно и опоздать!.. Хоть убегай! Но не бросать же одну!?

— Ладно, не расстраивайся. Что-нибудь придумаем. Подожди меня здесь, схожу к дежурному по вокзалу.

Как назло, около комнаты дежурного толпился народ, а его самого на месте не было. Пришлось ждать. А когда пришел — только огорчил:

— Других поездов нет, кроме утреннего.

Унылый возвращался к Любе. Что же делать? До конца увольнения чуть больше часа, а я не могу отправить ее домой. Если сию минуту не провожу — опоздаю в казарму. Главное, слово не сдержу, которое дал Умаркину. Подведу его, доставлю неприятности, а, может, и получит взыскание из-за меня. Никто другой бы не отпустил — утром прыжки — боевая учеба. На добро отвечу злом, как последний негодяй. Стыд-то какой?!.. Ужасно, за одно увольнение сделаю два нарушения. Тут простым взысканием не отделаться…

Проталкиваясь к расписанию, я, к удивлению, услышал чей-то знакомый, но гневный голос:

— Отстаньте от меня, слышите! А то сейчас же позову милицию! Отпустите руку! Вам говорят!..

В углу неподалеку от выхода какие-то два небритых субъекта, которых часто рисуют на плакатах, прижали Любу к стене.

Подскочил к ним. Схватив ближнего за ворот, рванул с силой. Тот попятился, завзмахивал руками, побежал назад, спиной расталкивая людей.

— А ну, марш отсюда! Сейчас позову патрулей!

— Ах ты, щенок! — наливаясь злобой, повернулся ко мне второй. — Под ногами путаться!?.. Раздавлю, гнида!

Он размахнулся, но я оказался проворней. (Не зря же недавно стал боксером-третьеразрядником). Увернувшись, нанес короткий резкий удар под «дыхало». Мордастый всхлипнул, застыл с открытым ртом, округлил глаза. Потом, согнувшись, побрел в сторону.

— Ну, сука! Погоди, пришьем на улице! — прохрипел кто-то у входа.

Подхватив меня под руку, Люба обрадованно говорила, заглядывая в глаза:

— Боря! Я так испугалась! И что пристали? Что надо?..

Я лукаво посмотрел на нее и бухнул:

— Ты же видная, симпатичная, привлекаешь внимание. Вот и пристали.

Люба зарделась.

— Ну уж ты и скажешь…

— А что? — улыбался я. — Я же пристал.

— Это я к тебе пристала, — рассмеялась она и, враз потускнев, зашептала испуганно: — Идем отсюда скорей! Я боюсь их! Больше никуда от себя не пущу.

Мы поднялись на второй этаж: сели на скамью.

— Ну что с поездом? Ты что-то долго был там? Я уж подумала — не увижу тебя, — засмеялась Люба.

— Ждать до утра.

— Да?! — скисла Люба, а потом встряхнув завитками, бодро добавила: — Ну да ничего! Подумаешь, ночку не поспим. В этом тоже есть своя прелесть. Правда, Боря? Запомнится навсегда…

— Правда, но у меня на это нет времени.

Я поглядел на часы, сердце сжалось от тревоги. Вот-вот доложат дежурному по училищу: «Курсант Ушаков не явился из увольнения».

Люба с беспокойством сказала:

— Да, Боря?! Сегодня такой суматошный вечер, что я забыла спросить, каким временем ты располагаешь?

— Никаким.

— Как?! До которого часу ты отпущен?

— До одного ноль-ноль.

— Как? А сколько сейчас?

— Полпервого.

— И ты молчишь?

— А что говорить?

— Но тебе же попадет?!

— Обязательно.

— Ну почему ты молчал? Не сказал сразу?.. Что не можешь меня проводить. Я почему-то решила, что раз сегодня суббота, а завтра воскресенье, то ты располагаешь временем, как я… Ой, какая дура!.. никогда себе этого не прощу! Мало того что сама себе навредила, так тебя под удар поставила. Ты прости меня, поверь, я не хотела этого…