Леонид Хомутов - В сложном полете

Вострик тоже преподнес сюрприз. Посверкивая глазами-смородинами, подошел улыбающийся.

— Могу показать Любу, получил недавно фото.

Вытащил карточку из нагрудного кармана рубашки.

На скамейке в уголке сада — девушка в светлом осеннем клетчатом пальто смотрит вдаль.

— Ну как? — не сводил глаз Вострик.

— Снимок плоховат, но видно, что девушка симпатичная, — успокоил его.

— В жизни она гораздо лучше.

— Теперь-то я могу не писать? — улыбнулся я. — Мавр сделал свое дело — мавр может удалиться?

— Что, надоело?

— Не вижу смысла, одна двусмысленность.

— Попиши еще, недолго осталось.

Я пожал плечами. Странный человек Вострик, с непонятными причудами. Сотню кругов пробегает на стадионе. 40 километров!

— Не боишься, что из меня сделаешь конкурента? Третий всегда лишний.

Вострик помрачнел, кольнул взглядом.

— Тогда убью.

Помрачнел и я.

— И это твоя благодарность?.. Не бойся, не буду конкурентом…

Другая неприятность. Митька Шамков совсем осатанел от зависти к моей поездке. Не дает проходу своими остротами и язвительными замечаниями. И все в присутствии ребят, чтобы все слышали и смеялись.

Не знаю, что с ним и делать? Так и хочется избить где-нибудь в темном углу.

В обед в столовой Митька снова завел песенку: все у них хорошо, у нас все плохо.

— Вот у немцев на фронте так и хлеб-то был тридцать шестого года изготовления. Развернешь белую прозрачную обертку, а он свежий, свежий будто только выпечен. Не то что наш этот, — кивнул на тарелку с ломтями, — в рот не лезет. А у англичан каждому офицеру на передовой положена брезентовая ванна. А у американцев!..

Я слушал, слушал, не выдержал:

— Как же тогда мы их победили?

— А так и победили, — качнул головой Митька с ехидноватой полуусмешкой.

— Объясни, ты же все знаешь.

— Ха! Беда с младенцами — опять пристают! — обвел взглядом по лицам. — Несметным числом жертв, да громадностью территории. Пятнадцать Франций разместилось бы на захваченной территории.

— Почему все-таки у них провалился блицкриг? Они же знали и подсчитали всю огромность пространства, а Москву так и не взяли ни осенью сорок первого, когда стояли на окраинах, ни летом сорок второго. Значит, дело не в территории?

— Я же сказал еще несметным числом жертв! — возмутился Шамков. — Да и что это за победа?! Стыд и боль! Полстраны угробить — больше чем население Канады, да еще этим гордимся?! Такого еще нигде не бывало! Несчастная Россия! А ведь русская армия всегда побеждала не числом…

— Да и я когда слышу, что «нам нужна победа, а за ценой не постоим», всегда возмущаюсь. Именно поэтому погибли мой дедушка и его братья.

— Вон Израиль в шестидневной войне шестьдесят седьмого года заплатил за победу всего шестью солдатами!.. Обидно, а мы чем хуже?!

— Сталинский принцип «война без жертв не бывает» служил и служит оправданием многомиллионным потерям. А он вытекал из репрессий тридцать седьмого.

— Митрий, да не спорь ты с ним! — вмешался Казанцев. — Я уже говорил — он, может, осведомитель, а ты с ним базаришь разное. Говорят, собирался поступать в КГБ-эшники.

Не понимаю ребят, почему не поддерживают меня? Ведь твержу азбучные, бесспорные истины: Родину надо любить, быть ей верным; курение и пьянка вредны, лучше учиться отлично, чем плохо, — а поддерживают Шамкова, доказывающего обратное. Уверен — сами-то они так не думают.

— Ох, да! Я это и забыл, — закачался благодарственно Митька. — И то думаю, с чего бы это младенцам отпуска домой давать стали? За какие такие заслуги?..

За столом захохотали.

Я вскипел. Ну сколько можно терпеть издевательства?!

— Послушай, умник. Ты когда прекратишь меня оскорблять?!

Все притихли.

— Раз я осведомитель, так оправдаю это название! На днях схожу к уполномоченному и расскажу, как ты изо дня в день охаиваешь нашу страну, социалистический строй и превозносишь до небес капиталистический! Какой же ты после этого защитник Родины? Будущий офицер! Да в первом же бою сдашься, изменишь!..

Митька, жгуче покраснев, только хлопал ресницами.

— А на ближайшем комсомольском собрании расскажу всей роте, что ты за человек и достоин ли быть в комсомоле!..

Митька, посерев, лишь беззвучно раскрывал и закрывал рот. Парни, посерьезнев, тревожно поглядывали. Казанцев снова пришел на помощь Шамкову.

— Ладно тебе, он же пошутил.

— Над Родиной не шутят и не оплевывают ее!

— Ну подумаешь, поговорили между собой, так сразу бежать жаловаться?..