Леонид Хомутов - В сложном полете

«Дорогой! Рашид уже месяц, как курсант училища тыла где-то в Средней Азии… Теперь моя очередь быть курсантом!..»

Вот так Шидик?! Такое событие и лень сообщить! Втравил меня сюда и написать не желает… Ну попадись на глаза! Но попадется ли? Разве в Синарске в отпуске?..

На занятиях по физподготовке появился «камень преткновения» — не можем одолеть коня. Полроты пасует, в том числе я. И разбегаюсь сильно, и отталкиваюсь, а руки кидаю на середину. В результате, сажусь на край.

Преподаватель подсказывает:

— Пока не преодолеете страх и не будете бросать руки на дальний конец — коня не перепрыгнете, — и кладет руку на место, которого должны коснуться. Но сделать это трудно. Нужно с размаху прыгнуть вдаль, распластаться, как при прыжке в воду, а духу не хватает. Когда прыгаешь — боишься, что грудью ударишься о передний торец, поэтому руками упираешься поближе. Так что перед нами задача — преодолеть страх, превозмочь себя. Но как быть, если не преодолевается?..

Смешно наблюдать, как «храбрец» втыкается в «седло» и потом елозит по коню, пытаясь слезть. До пола — ноги не достают, назад — неудобно раком пятиться. Ну и ползет на ягодицах попеременно лихой наездник вперед. А догадаться свесить ноги на одну сторону, да спрыгнуть — от конфуза ума не достает.

Умаркин недоволен, что рота «споткнулась о коня». Стыдит на построении, угрожает:

— Я прикажу ставить снаряд перед входом в столовую и на обед попадет тот, кто через него перепрыгнет… Чего смеетесь? Это испытанный способ. Спросите старых курсантов…

Мы недоверчиво переглядываемся: кто его знает — в армии все может быть. Легенду или быль о находчивом ротном слышим не впервые. Видно, был такой. Долгую память оставил…

Правда, с каждым занятием по физо ряды «всадников-лихачей» неуклонно редеют. Да и пора! Сколько можно бояться?..

Вот и я решился: будь, что будет. Посмотрел за умелыми и неумелыми со стороны, подметил разницу в технике выполнения прыжка и пошел в конец зала разбегаться.

Издали ближний торец снаряда кажется еще острее.

— Гляди на дальний конец! Только на него! — командует преподаватель. — Пошел!

Помчался…

— Руки кинешь на полную длину и достанешь пятно!

Прыжок!.. Торпедой лечу над конем, выбрасываю руки, тянусь к меловому пятну, которое нанес преподаватель. Толчок!.. И приземляюсь на мат, лежащий за снарядом. Еще не очухавшись, слышу:

— Ура-а! Комсорг прыгнул! Теперь все отделение перемахнет!

Отбегаю в сторону, с радостным удивлением гляжу на длинное-предлинное блестящее черное тулово укрощенного «мустанга». Неужели одолел? А ну-ка еще!.. Бегу на старт. И снова лечу. Вижу лишь задний край. Его достать во что бы то ни стало!.. Толчок!.. И опять перелетаю. Ура-а! — ликую в душе. Победа! Такая важная, долгожданная! А сам, наверняка красный, улыбаюсь во весь рот…

Вечером на самоподготовке прыгнул для закрепления еще дважды.

К сожалению, не все в отделении перепрыгнули. Малыши: Женька Середин и Колька-«суворовец» упрямо «садились в седло».

— У нас руки и ноги ко́ротки, а мерин такой длинно́й, поэтому не перелета́м! — объяснял свою неудачу Середин. А Колька поддакивал, да изредка глубокомысленно изрекал:

— В самолете и в полете лошадей нет!..

Но не только малыши не справились с «жеребцом». Лавровский и Герка Ромаровский тоже позорно плюхались «на вершину». Игорь, видимо, из-за своего роста в силу не вошел, а Герка — широкоплечий, здоровый парень по прозвищу «паникер» и «уй-уй-уй», то ли из-за своей неуклюжести, то ли от страха. Непонятный он человек. По виду богатырь, а при малейшей трудности, не стесняясь окружающих, начинает громко стонать:

— Уй, уй, уй! Как я с этим справлюсь? Что делать? Что делать?..

Сколько ни рассказывал им я, ни показывал, как научиться прыгать, ничего не помогало. Дальше середины не улетали. Остается лишь надеяться — со временем «укротят»…

— Не дает покоя Пекольский.

— Дежурный по роте…

— Что? Что? Есть! Бухают сапоги.

— Слышь, секлетарь! А секлетарь! — издевается Аттик. — И что сегодня тебя требуют начальники!.. То дежурный по училищу! То помаш! А теперь вот сам начальник УЛО вызывает к девятнадцати ноль-ноль! Что ты натворил, сознайся! — злорадным смешком заливается «моряк». — Я ведь никому не, говори! И что только тебе будет!?