Виктория Токарева - Жена поэта [сборник]

– Генрих Боровик просит вызвать милицию, – добавила я.

– Еще чего… – отозвался муж.

Вызывать милицию – это тоже большое моральное неудобство. Пусть возмездие накроет преступника, но без нашего участия. Инертность интеллигенции.

В нашем доме имеется домофон и консьержка. Когда кто-то приходит, звонит в домофон. Сигнал резкий, как кряканье утки.

Через час раздался кряк. Это пришел жулик за тридцатью тысячами. В этот вечер мы никого не ждали, кроме жулика.

– Я не хочу с ним говорить, – созналась я. – Поговори ты.

Муж неожиданно легко согласился, поднялся с кресла, подошел к домофону.

– Да! – отозвался он хамским тоном.

Удивительно, как слово из двух букв может звучать так неуважительно. Видимо, муж презирал способ заработка собеседника.

Жулик что-то провякал в домофон.

– Ничего не надо! – гаркнул муж тем же самым хамским тоном.

Жулик быстро отключился. Он, видимо, понял, что разоблачен и оставаться возле подъезда небезопасно. Лучше смыться.

Мы с мужем подошли к окну. Нас разбирало любопытство, как выглядит жулик.

Я предполагала, что это будет криминальный качок в черной шапочке до бровей, с развитым торсом, короткими ногами. Именно таких показывают в бесконечных сериалах.

Нет. Это был полумальчик, по виду студент-первокурсник. Тощенький, невысокий. Шел, торопился. Почти убегал. Его спина стояла косо, с наклоном.

Мы видели, как он подошел к автобусной остановке.

Отошли от окна.

Я стала заниматься своими делами. В доме всегда есть дела.

«А где его родители? – думала я. – Мать, отец…» Должны же быть у него родители… Куда они смотрят? Может быть, он детдомовский? Сколько веревочка не вьется, все равно завяжется в петлю. Его поймают и посадят. А тюрьма людей ломает. У них даже лица становятся другие. Тюрьма не перевоспитывает, а мстит. Тюрьма – месть государства.

Раздался кряк.

Муж подошел к домофону. Послушал. Потом обернулся ко мне:

– Это опять жулик. Он просит вынести ему поесть. Хотя бы хлеба.

– Пусть ждет, – сказала я.

– Ждите, – хмуро проговорил муж.

Я быстро сделала бутерброды со всем, что стояло на плите: с куском отварного мяса, с картофельным пюре. Сверху положила соленый огурец. Опустила все это в пищевой пакет.

– Ты не ходи, – сказал муж. – Я сам отнесу.

Он переобулся, накинул куртку и вышел с пакетом.

Все-таки он за меня боялся. Жулик – человек с плавающей нравственностью и неизвестно, что придет ему в голову.

В эту ночь Рите ничего не снилось. Как правило, ее сны каждый раз предвещали события. Например, битые яйца – к деньгам, сырое мясо – к болезни, грязь под ногами – к ссоре. А в эту ночь – ничего. Спала единым временным куском. Ни разу не просыпалась.

Утром в дверь позвонила соседка, бабка Руденчиха. (Ее фамилия была Руденко.) В прошлом Руденчиха работала в торговле, кем-то руководила. Кто-то ей подчинялся. Сейчас – никем и никто. Просто активная бабка с ярким характером.

Руденчиха сообщила, что помирает от головной боли. Никакие таблетки не помогают.

– Давайте вызовем скорую помощь, – предложила Рита.

– Неудобно людей беспокоить. Может, само пройдет, – предположила Руденчиха.

– Скорая на то и существует, чтобы их беспокоили. Какая им разница, куда ехать – к вам или к другим…

Это было убедительно. Руденчиха согласилась. Рита вызвала скорую, назвала адрес.

Скорая приехала быстро, что соответствовало слову «скорая».

К Руденчихе вошли двое мужчин в белых халатах: один постарше, другой помоложе. Тот, что помоложе, – красивый, в стиле молодого Никиты Михалкова, но скромнее.

Рита не покидала Руденчиху и присутствовала при осмотре. Отвечала на некоторые вопросы, поскольку Руденчиха медленно соображала.

– Нужно сделать снимок головы, – сказал тот, что постарше. – Кое-что исключить.

– Я думаю, это метеозависимость, – предположил красивый. – Погода неустойчивая.

– Лучше сделать снимок, – вмешалась Рита.

– Вы ей кто?

– Соседка. Я живу в соседней квартире.

– А родственники у нее есть?

– У нее два сына. Один – в Польше, другой – в Израиле, – объяснила Рита.

– А кто будет сопровождать?

– Я могу с вами поехать…

Красивого звали Саша.

Рита не удивилась. Сейчас все Саши, эпидемия на Саш.

Александр – действительно звучит красиво: звонкие согласные, прослоенные гласными. К тому же прославленные тезки: Александр Невский, Александр Македонский, Александр II.