Виктория Токарева - Жена поэта [сборник]

– Нет. Не гуляю.

– Почему?

– Совесть не позволяет.

Мы подъехали к моему дому. Я протянула деньги.

– Много, – смутился Михалыч.

– Много – не мало…

Я забрала сумку с продуктами и пошла к подъезду.

Михалыч отъехал. Вечер только начинался. Можно было еще работать, как тогда говорили, «бомбить».

Мы расстались – каждый со своей удачей. Я – с полной сумкой продуктов первой свежести, а Михалыч – с полным боевым комплектом, который никто у него не отберет. Кроме времени.

В моем доме раздался телефонный звонок. Я сняла трубку, что само собой разумеется. Услышала слабый голос. Была плохая связь.

– Кто это? – не узнала я.

– Генрих, – отозвались в трубке.

У меня не было ни одного знакомого Генриха, если не считать единственного из моей юности. Юность проистекала в городе Ленинграде и давно прошла. Превратилась в зрелость с оттенком перезрелости. Тот давний Генрих хотел лишить меня невинности, но его планам не суждено было осуществиться, и он пропал бесследно и довольно быстро. Вряд ли тот давний Генрих захотел ко мне вернуться с прежними намерениями.

– Какой Генрих? – спросила я.

– Боровик, – отозвался голос.

Я сильно удивилась. Генрих Боровик – фигура известная, журналист-международник, постоянно присутствует в телевизионных передачах, рассказывает про Кубу и про Эрнеста Хемингуэя, который жил на Кубе, удил там рыбу, пил ром и покончил жизнь самоубийством. Причина – ром, гениальность, плохая наследственность.

Генрих Боровик – красивый, знаменитый, богатый, женатый, – зачем я ему понадобилась?

Мы были знакомы, но не более. Просто я знала, что он – Генрих Боровик, а он знал, что я писательница Виктория Токарева. И это все.

– Привет, – отозвалась я. – Чем обязана?

– Я хочу спросить: вам нужен продуктовый заказ?

Я не верила своим ушам. Генрих Боровик и продуктовый заказ – две вещи несовместные. Зачем успешному, обеспеченному Генриху эта профсоюзная деятельность?

Был такой период в брежневские времена, когда писателей прикрепляли к магазинам, и они с черного хода получали продуктовые заказы. В заказ входила мороженая курица, банка сгущенного молока, упаковка гречки, палка колбасы. Что-то еще. Я уже не помню. Дела давно минувших дней.

Сейчас – другие времена. По городу стоят супермаркеты, набитые самой разной едой. Бери – не хочу.

– Заказ? – переспросила я. – А разве они еще существуют?

– Это особые заказы: черная икра, коньяк, шоколадный лом. Все за полцены.

К коньяку я равнодушна, как и к остальным крепким напиткам. Моя дочь говорит так: «Моя мама провела всю жизнь в искусстве, но так и не научилась пить и курить». Это правда, так что коньяк мне не нужен. А вот икра…

Недавно с делегацией я ездила в Баку. Членам делегации подарили по баночке икры емкостью двадцать пять граммов, на один бутерброд. Баночка была упакована, как французские духи.

Черная икра – это деликатес. Когда ее ешь, невольно закрываешь глаза от райского наслаждения. Плюс польза для здоровья. В черной икре есть то, чего нет больше нигде.

– А сколько стоит заказ? – спросила я.

– Мы отдаем за полцены. Помогаем писателям. Это наша гуманитарная помощь.

С писателями все обстояло непросто. Раньше в моде было инакомыслие, критиковали развитой социализм с человеческим лицом. Сейчас на дворе дикий капитализм с нечеловеческим лицом. Ругай, кого хочешь и как хочешь, хоть матом. На плаву остались немногие, пишущие на вечную тему, а именно – о любви. Все остальные писатели тонули в нищете и безвестности.

Генрих назвал стоимость заказа. Я переспросила, была плохая слышимость. Он повторил: тридцать тысяч на сегодняшние деньги. Две пенсии. Ничего страшного. Я жила не на пенсию, а на гонорары.

– А кому деньги отдавать? – спросила я.

– Я к вам пришлю курьера, – любезно предложил Генрих. – Вы ему отдадите деньги, а заказ привезут завтра в первую половину дня. Вы где живете?

Я назвала адрес.

– Это недалеко. Ждите.

– А когда приедет курьер?

– В течение часа.

– Ну хорошо, – согласилась я. Меня устраивало близкое время. Я не люблю ждать. Когда я жду, то ничего не могу делать и перемогаюсь.

Я положила трубку. Подумала: какой хороший человек Генрих Боровик. Ему самому эта благотворительная деятельность совершенно не нужна, но он умеет думать о других людях, умеет заботиться о ближнем. Не замыкается в своем благополучии типа: моя хата с краю, ничего не знаю.