Анна Козлова - Рюрик

Кроссовки, которые она надела на босу ногу, тут же стали натирать. К тому же никуда не делись голод и жажда. Только после десяти минут мучений в мокрых кроссовках Марта вспомнила, что у нее в рюкзаке есть запасные носки. Обругав себя матом, она надела сухие носки и выбросила мокрые.

Марта решила, что бутылка с водой из ручья в ее рюкзаке на самый крайний случай и она не станет пить эту воду, но при этом отлично понимала, что пройдет еще час, возможно, два — и она опять опустошит бутылку.

В лучшем случае дизентерия, Марта.

— А в худшем?

Ты сама знаешь.

— Может быть, есть какой-то способ?

Подумай, Марта.

Пока солнце не село, надо было просушить обувь.

Она нашла плоский, поросший мхом валун, сняла белые (когда-то белые!) кроссовки и поставила их на солнце.

Огляделась по сторонам. Лес в этом месте отступал от воды, в десятке метров Марта заметила красное пятно на земле. Кровь? Она сделала несколько шагов к зарослям.

Мухомор.

Змеи, Марта!

Не забывая смотреть под ноги, Марта двинулась к мухомору. Если есть ядовитые грибы, значит, рядом растут и съедобные.

Она вспомнила, как собирала грибы с отцом, как он учил ее различать их.

Как после лесных прогулок они возвращались в гостиницу и шли в ресторан, специализировавшийся на русской кухне. Меню отличалось угодливо-крепостным слогом, но уху там варили отменную.

Рот мгновенно наполнился слюной, Марта сглотнула.

Она подняла с земли палку (посох, как у пилигрима) и ступила в заросли. Осторожно раздвигая палкой ветки елей, она надеялась отыскать россыпь лисичек, возможно, пару сыроежек, но лес оказался щедрее к ней.

Прямо под ее ногами, на несколько десятков метров вокруг расстилались черничные угодья.

Позабыв о змеях, позабыв даже о комарах, Марта упала на колени и принялась запихивать в рот ягоды.

Самые сладкие, самые сочные, самые вкусные ягоды в ее жизни.

Пальцы тут же окрасились черным, черный сок стекал по подбородку на рубашку, но Марте было наплевать на это. Ее охватило чистейшее счастье, радость зверя от того, что он умрет не сегодня, потому что сегодня Бог даровал пищу.

Спасибо тебе за чернику , — сказала Марта, подняв голову к елям.

В тот момент, когда она снова обратилась к чернике, сработал камертон.

Она не услышала, не унюхала, она просто почувствовала, что наверху кто-то есть. Кто-то смотрит прямо на нее.

Марта вскочила на ноги. Метрах в пяти над землей раскачивалась еловая ветка.

И тут Марта увидела руку.

Рука была человеческой, но очень большой, загрубевшей, в шрамах и ссадинах, с огромными бурыми когтями вместо ногтей.

В следующую секунду рука исчезла. Марта затряслась.

Она бросилась к валуну, где остались ее кроссовки, она не разбирала дороги и наткнулась на сучок. Это не замедлило ее бегства.

Подхватив свои вещи, она понеслась прочь от черничной поляны, вдоль ручья, вздымая брызги и раскидывая камни. Она бежала, пока в боку не закололо, пока перед глазами опять не запрыгали шаровые молнии.

Ее снова скрутило.

Марта упала на колени, и ее бесконечно долго рвало черно-синей жижей.

Потом она умылась в ручье и поняла, что ведет себя как сумасшедшая.

На ели не было никакой руки, это был обман зрения.

Она истощена — и физически, и психически, рука с когтями — мираж, иллюзия ее сознания. За эти сутки ее надпочечники выделили такое количество адреналина, что мозг не справляется с ним. Марта села на землю и заплакала. Она плакала, вытирая глаза черными от ягод пальцами, пока совсем не обессилела.

Нестерпимо захотелось спать.

Припекавшее предзакатное солнце и тишина дарили иллюзию относительной безопасности.

Но это был обман — такой же, как весь этот лес, как пища, которую даровала рука с когтями.

Марта встала и, хромая, снова пошла в лес.

Заходить далеко она боялась, но, к счастью, в нескольких десятках метров от ручья росли молодые ели. Она наломала веток и устроила себе лежанку под кустом орешника.

Пахло свежей хвоей, бархатистые листья орешника закрывали ее сверху, почти касаясь лица. Марта то проваливалась в сон, то резко, как от толчка, просыпалась.

Она прислушивалась, закрывала лицо ладонями, как в детстве, и смотрела вокруг сквозь розовую решетку пальцев, как будто они могли ее защитить. Никого не было рядом, только шумели под ветром листья и вода в ручье продолжала свое вечное, непрерывное движение.

Оставим бедняжку на пару часов, пусть она отдохнет, и навестим Михаила. Он сидит с опухшей, зашитой в нескольких местах рожей за столом, напротив него — капитан вологодской полиции, и разговор между ними не самый приятный.