Анна Козлова - Рюрик

Выяснилось, что большинство женщин в нашей стране переживали все то, что описывала Катя, с большей или меньшей степенью рефлексии. Кате писали письма, в которых поздравляли с тем, что Кирилл оказался нейтрализован прежде, чем он поднял на нее руку. Катя благодарила всех писавших «за смелость» и замечала, что «между психологическим насилием и физическим не такая уж большая разница, как принято считать».

Разумеется, не обошлось и без сексистов, обвинителей жертв и прочего сброда, но их обидные комментарии в Катин адрес лишь указывали на то, что «честный разговор о мужском насилии давно назрел».

Вы хотите знать, что случилось с Кириллом? Поверьте, ничего особенного или хотя бы нового. Еще с полгода он надеялся вернуться к Кате, убеждая себя, что их разлад — странное недоразумение, а на самом деле Катя его любит. Он даже писал оскорбления вперемешку с угрозами Катиной подруге, которая, по его мысли, настроила Катю против него. В пьяном состоянии он отредактировал статью о Кате в Википедии, приписав, что Катя является его женой. А потом, как и следовало ожидать, он «влюбился» снова и исчез где-то в Подмосковье.

Дело, как мы с вами отлично понимаем, не в нем.

Так часто случается, что отдельные бесполезные люди становятся детонаторами мощнейших психических процессов в нас самих. Сероводорода из их слабенького пердежа оказывается достаточно для искры, что подожжет бикфордов шнур, и вскоре оглушительный взрыв разнесет скальные породы наших былых представлений о жизни, о людях и о самих себе, конечно.

Помните, я говорила вам о рычаге? Так вот, для Кати Беляевой рычагом стал Кирилл — после встречи с ним ее жизнь изменилась, чего пока не сказать о вашей.

Катя ждала Любу на летней веранде кафе в центре столицы нашей родины.

— Хочешь кофе или, может, лимонад? — приветливо спросила она.

Люба заказала чай и сырники с малиновым муссом.

Я смотрела на облупленный красный лак на ее ногтях, на то, с каким восторгом она разглядывает гуляющих по Патрикам проституток в дорогущих шмотках. И, глядя на нее, я пыталась найти ответ на вопрос, что же случилось со всеми этими девочками, но не находила его, — напишет Катя ближе к вечеру.

— Как ты познакомилась с Мартой?

— Ну как? — ответила Люба с набитым ртом. — Мы с ней в одном классе учились. И жили в одной комнате, ну и… Два года почти.

Катя кивнула:

— Почему вы обе оказались в интернате?..

Люба пожала плечами. Разумеется, она прекрасно знала, почему оказалась в интернате, но ответила уклончиво:

— Плохие отношения с родителями. — Люба вздохнула: — Мама с папой развелись, и мама теперь очень много работает, вечно в командировках… Она не хочет, чтобы я оставалась дома одна, ей не нравится, что приглашаю друзей, и соседи ей жалуются, ну и…

Она сидела передо мной и обстоятельно, спокойно объясняла, почему она не нужна, почему не нужна ее лучшая подруга Марта. Почему с ними нельзя жить, есть за одним столом, ходить по выходным в кино, обниматься, выслушивать их наивные истории про учителей и мальчиков.

— А у Марты мать умерла, и ее отец женился на другой женщине, — продолжала «наивные истории» Люба. — Вы, кстати, знаете, кто отец Марты?

— Кто? — заинтересовалась Катя.

— Адвокат! Олег N.

Катя округлила глаза:

— Да?..

— Да, — подтвердила Люба. — В общем, у него от новой жены родился еще ребенок, он больной оказался… Ну и…

«Ну и…» Ее любимая присказка, безотказный способ заканчивать едва ли не каждое предложение, словно после «ну и» слова уже излишни, и так все ясно. Но мне не ясно. Я не могу понять, почему рождение больного ребенка означает отказ от здорового, я не могу понять, почему командировки становятся причиной отдать единственную дочь в интернат?

Люба понизила голос:

— Я еще кое-что могу рассказать. Про Марту.

Катя снова схватила меню:

— Мороженого?

— Самое вкусное мороженое в «Пломбире». Знаете? Это на Лубянке.

— Не знаю, — улыбнулась Катя, — я не очень люблю мороженое.

— А… — В Любином голосе угадывалось разочарование. — Короче, Марта всегда говорила, что в интернате ей лучше, чем дома. Она даже жалела, что ее так поздно туда отправили, в четырнадцать лет. Ее отец… он что-то типа Фрэнка из «Калифорникейшн»… Ну, у него зависимость от секса. И он жил… не с одной женщиной, ну и…

— В каком смысле… не с одной? — осторожно уточнила Катя, которая, конечно же, никогда не сталкивалась с такой возмутительной распущенностью.