Заур Зугумов - Записки карманника (сборник)

Но, как обычно, менты, на наш счет просчитались. Разве есть на свете человек изобретательнее, предприимчивее и хитрее российского зека? Навряд ли.

Это уже много позже, когда им некуда было деваться, менты, с подачи властей, сами стали засылать ко всем иностранцам, занимающимся вырубкой леса, рабочую силу в виде зеков и отечественной техники с тем, что бы им подсобить. Это было не только у нас и на Чинья-Ворике (в рассказе «Спичка»), но и по всему Устимлагу .

Ведь, как и японцы, остальной иностранный люд также не понимал, да и не мог понять, по какому принципу у нас умудряется работать такая техника. Как зеки могут выдерживать такие нагрузки и при этом чувствовать себя бодро и весело, употребляя в пищу такую гадость, от которой любой экстремал в момент согнется.

Половина денег, а точнее, золота, заработанных зеками шла в казну государства, вторая ее часть, как нетрудно догадаться, в карманы администрации управления.

А на тот момент, о котором речь, мы были, что называется, в этом деле, первопроходцами.

Так что, когда мы просекли, что к чему, япошки еще только начинали обустраиваться. Тут-то мы и запустили к ним гонца – парнишку сибиряка, из семьи охотников, который ориентировался в тайге, как в собственной квартире. Иностранцы встретили следопыта хорошо. Сразу смекнув, что к чему, передали боссам, то бишь нам, гревчик жиганячий и пригласили в гости, чем мы с удовольствием воспользовались.

Вот так, в начале второй половины ХХ века и начиналось наше тесное сотрудничество, которое до сих пор приносит свои плоды. Правда тогда, хоть совсем и незначительную часть благ, но все же, имели полуголодные, измученные, еле живые зеки. Тогда как сегодня этими благами пользуются ожиревшие, а потому и обнаглевшие от дармовщины бобры.

Чтобы понять, как происходило наше общение, необходимо в нескольких словах описать обстановку в которой находились обе стороны. Ведь одно дело прочесть все в том же рассказе «Спичка», как оно действовало, уже имея опыт, и совсем другое, как все начиналось.

Расстояние от зоны до места, где производилась вырубки леса, составляло где-то около пятидесяти километров. Зимой и летом путь пролегал по лежневке . Зимой, конечно же, было полегче. Потому что шанс оказаться в болоте, а потом вытаскивать из него «ЗИС» был сведен к нулю. Хотя и из сугроба тащить машину было тоже занятием не из приятных. Да и мороз с холодным ветром давали о себе знать. Но мы приспосабливались. С ночи нагревали кирпичи на печке, а утром, заворачивали их в тряпье, какое попадется под руку, и клали себе под ноги. Такое приспособление, по крайне мере, гарантировало, что не отморозишь ноги. А если зек не сберег ступни ног или кисти рук, считай, что это ходячий труп.

По прибытию на место, конвой обходил на лыжах периметр вырубки, как правило, где-то километров пять-семь, и через определенное расстояние втыкал шест с красным флажком. Сунешься за него, и считай ты в побеге. Но в условиях, в которых находились мы с солдатами, это была простая формальность. Так, фартецала , не более.

Самыми приятными днями были те из них, когда зимой пурга заставала нас в тайге, порой по три-четыре дня, а то и более. Тогда конвой из зоны за нами не приезжал. Это было предусмотрено. Поэтому, как только вырубка перебиралась на новое место, туда же перевозили небольшие срубы на салазках. В них было все необходимое для зимовки и на более длительный срок. Тем более, что харчи, в виде сухого пайка, у конвоя, как для себя, так и для нас всегда были в запасе. Мусора нас не беспокоили. А что еще нужно было зекам? Так что, когда у нас появились соседи-иностранцы, времени для общения с ними было хоть отбавляй.

Солдаты из конвоя были ручными . Они прекрасно понимали, что помешать нам выполнить задуманное, значит постоянно чувствовать на себе несчастный случай, который кроме как в деревянный макинтош никуда более их не приведет. Выживший свидетель из числа администрации или конвоя, означал вышак на все 100 % для того, кто его решил спровадить к праотцам. А ведь чаще всего не только выживших, но и трупа-то менты не могли найти. Его просто закапывали в снегу на волчьей тропе. Собаки в жизнь туда не пойдут. А пока то, да сё, волки раздербанят подснежник так, что и косточек-то не найдешь. Зимой с ними шутки плохи. Поговорка «Голодный, как волк» – это как раз про серого в зимнюю пору.

Ходили мы по снегу на широких, самодельных лыжах, которые, за определенную плату, нам мастерили местные умельцы – комяки. Тропинка была протоптана так, что Бродвей отдыхал. Если не было пурги, то, как штык, возвращались до съема, чтобы менты не щикотнулись. Ежели мело, то тормозились у японцев. Но это было лишь в самом начале. Когда в диковинку было так вот, запросто, в тайге общаться с вольными иностранцами. Их вид и разговоры, даже придавали какой-то дополнительный стимул. Но потом хождения на лыжах стали сказываться на болях в суставах и т. п. недугах. Ведь почти все из нас были больны. Кто туберкулезом, как я и Грек, а кто и иными болезнями. Так что позже всю миссию по обмену леса мы предоставили людям, которые и ходить на лыжах могли не напрягаясь, и работу свою знали на пятерку.