Заур Зугумов - Записки карманника (сборник)

Чалился –отбывал срок заключения.

Этот случай произошёл за несколько часов до Нового года в поселке Княжпогост, в одном из лагерей строгого режима Коми АССР.

Прошедший год был для меня крайне неудачным. Ну, хотя бы потому, что встретил я его в карцере вместе с питерским медвежатником Митрохой, огромным чёрным пауком под потолком – вестником жиганского «грева» и почти ручной крысой Лариской, которая жила уже несколько лет в девятой, воровской камере изолятора и подкармливалась босотой из кровных хлебных паек. А затем пошло-поехало. Шесть месяцев БУРа , семь карцеров по десять, двенадцать, пятнадцать суток… Лишь в оставшееся время легавые выпускали меня на зону , вероятно, для того, чтобы я подышал немного свежим воздухом и смог осилить следующее заточение. Согласитесь, такой образ жизни мог свести в могилу кого угодно и сводил, будьте уверены, не одного и не двух, а тысячи. Но что поделать, такова была участь всех подневольных босяков ГУЛАГа.

Поэтому наступающий Новый год я мечтал встретить подальше от изоляторских стен, где-нибудь в тайге на лесоповале или, на худой конец, на лесной бирже в кругу своих друзей и единомышленников. Но, как известно, человек предполагает, а Бог располагает…

Говоря откровенно, часто босота встречала Новый год на лесных командировках лучше, чем некоторые граждане отмечали это событие на свободе. У нас не было телевизора, по которому мы могли бы посмотреть «Голубой огонек», не было рядом родных и любимых, с которыми люди встречают этот семейный праздник, мы не могли наслаждаться терпким вкусом и волшебным ароматом хорошего армянского коньяка и слышать звон бокалов с шампанским.

Тем не менее, несколько преимуществ у нас всё же было. Во-первых, рядом с нами были проверенные в радостях и бедах друзья, которые при любых обстоятельствах, даже не задумываясь, подставляли свой локоть или плечо другу, а во-вторых, в душе каждого из нас горел огонь – это была жажда жизни и свободы. Цену того и другого мы знали слишком хорошо, чего нельзя было сказать о большинстве тех советских граждан, которые жили тогда на воле, в этой Богом и людьми проклятой стране, погрязшей в зависти, лизоблюдстве, коррупции и властолюбии.

В тот раз меня, выпустив из изолятора, почти целую неделю продержали в жилой зоне. Перед праздниками в целях безопасности, как объясняли мусора эту меру предосторожности, неблагонадёжных заключённых, у которых в личном деле стояла красная полоса, предупреждавшая о склонности к побегу (а у меня она стояла уже несколько лет), администрация не выпускала ни на биржу, ни тем более на лесоповал в таёжную глушь.

В моём случае всё это было излишним, поскольку до освобождения мне оставалось теперь всего два месяца, а не многие годы, как в тот раз, когда я совершил побег. Но мусора держали стойку до последнего и уже в канун праздника, скрепя душой, по просьбе нескольких бригадиров и под их ответственность, пошли всё же им на уступки и выпустили меня на биржу, но о тайге не могло быть и речи. Туда до конца этого срока путь мне был заказан.

Так что за несколько часов до Нового года вместе с бригадой ширпотреба, в которой числились многие достойные арестанты, я и вышел на биржу.

Как только колонна заключённых под конвоем солдат с остервенелыми псами на поводках выходила из коридора длиною в несколько километров, который начинался у вахты жилой зоны, и попадала на биржу, тут же, как в сказке, их взору представала огромная гора опилок и древесных стружек, которая высилась как пик Коммунизма. По спирали дороги, которая окутывала её серпантином, пыхтя двигателями и чихая глушителями, волочились старые «ЗИСы», гружённые древесными отходами, чтобы выгрузить их на самой вершине и вернуться обратно. Ну а для того, чтобы увидеть эту вершину, нужно было высоко запрокинуть голову, придерживая при этом шапку.

До самого октября самосвалы сновали по этой «куче», как привыкли называть её заключённые, вверх и вниз, в три смены, почти без перерыва, а затем поздней осенью её поджигали и она горела до самого мая. И так на протяжении многих десятков лет… А сколько сотен, а может, даже и тысяч трупов заключённых были сброшены здесь из грузовиков и сожжены после всякого рода разборок! До сих пор все они еще числятся в «вечном» побеге.

В общем, зрелище горящей горы впечатляло, а во многих, прибывших в лагерь новичков вселяло мистический ужас. Но со временем, проходя мимо по два раза в сутки, заключённые просто переставали обращать на неё внимания. Так оно обычно и бывает…