Сами Михаэль - Виктория

С коврика Михали Виктория наблюдала за тем, как между Тойей и Эзрой завязывается невинная любовная игра. С печальным сочувствием следила она за этой малявкой-женщиной и бурлящим от желания парнем, которых словно неведомая сила толкала друг к другу. Еще и словом не перекинулись, а уже охвачены страстным влечением. Оба боятся шпионящих глаз и тщательно проверяют каждый свой шаг. Азиза, которая с подозрением оглядывала грудки-каштаны, пока что держала рот на замке, ведь ничего запретного не случилось; но даже если между ними что-то такое и произойдет, то она, наверное, — да уж точно! — ничего не скажет. В глазах толстухи Азизы тощенькая, крошечная Тойя была как комарик в луже, только такой извращенец, как Дагур, и мог на нее польститься. Но когда к ним в дом повалили утешители, она сказала мужу, что нельзя испытывать судьбу и военнообязанным следует вернуться в яму. Мурад тут же закивал головой — этот неожиданный отпуск его страшил. Он помог отцу подтащить бочку к яме и двинулся вниз. Тойя стояла во Дворе, на который опускалась ночная мгла, держала над головой керосиновый фонарь, и по ее гладким щечкам в открытую катились слезы.

— Не полезу я в эту вонючую яму! — заартачился Эзра. — Если придут, я сбегу, а схватят, так и пусть.

Со стороны казалось, что Азури сейчас задушит племянника.

— Ты не Рафаэль и даже не тень Рафаэля!

Парень пинался и дрался, пытаясь освободиться, пока Азури не пригрозил:

— Еще разок дернешься, я тебе все кости переломаю, гаденыш!

Но парнишка не посинел от удушья. Оказалось, что могучая рука, обхватившая его шею, не давит, хотя и держит так крепко, что ему не ускользнуть. Азиза просто таяла от удовольствия. Ей явно понравилось, что они так тесно соприкоснулись — ее сын и Азури, и Виктории вдруг припомнились старые сплетни. «Папа прав», — сказала она себе с грустью. И Рафаэль тоже знал, что с ее отцом не стоит спорить, применяя физическую силу. У него, у Эзры, нет ни малейшего шанса одолеть ее отца. Эзра долго глядел на мерцавшее в свете фонаря лицо Тойи, а потом, опустив голову, пригрозил кулаком, мол, я тоже все кости тебе переломаю, и скрылся в яме. В течение многих недель Тойя пробуждалась к жизни только вечером, когда прячущимся мужчинам подавали еду. В дневные же часы она на цыпочках кружила по Двору, все к чему-то прислушиваясь. Виктория думала, что, может, прячущийся под землей парень переговаривается со стоящей на солнце Тойей на таинственном языке, подобном шуршанию бабочек. Заработки музыканта Дагура все съеживались, сводясь к нулю, зато доходы плакальщиц и чтецов псалмов в синагогах росли и расцветали. Его дочь и два сына от предыдущего брака голодали вместе с его матерью, у которой они жили. Он, как и Элиягу, работал за гроши в семейном торговом доме. Ложе Дагура в те ночи стало тихим, и Тойя порою долгие часы проводила внизу, распевая колыбельные песни младенцу, которого ей не иметь.

Но Азизу заботили вещи посерьезнее, чем дела Эзры. Еще сидя шиву по Михали, она стала просить помощи у многочисленных женщин, входивших и покидавших их дом. Груди и лоно Мирьям созрели для достойного сватовства. Не стоит ждать, пока кончится война, пожирательница мужчин. Уж лучше рискнуть и вытащить мужчину из какой-нибудь ямы, выдать ее замуж за какого-нибудь не очень тяжелого инвалида или даже за пожилого богача. Просто грех, если такой сочный плод утратит свою сияющую свежесть. Приходили свахи, оценивали Мирьям опытным взглядом. Имя семьи повышало ее шансы, и свахам давали понять, что отец на приданое не поскупится. И однако женихи не осаждали порог ее дома, потому что свободные мужчины стали товаром редким.

Элиягу задели слова Виктории, что пора, мол, ему встать на защиту прав Рафаэля: ведь условлено же между тремя братьями, что, когда придет пора, Рафаэль сам сделает выбор между нею и Мирьям. Утащив Мирьям на крышу, она стала сердито ей выговаривать:

— Значит, все. Вы его похоронили. Откуда вам известно, что он не вернется?

Ей было трудно глядеть Мирьям в лицо, и она смотрела на дыру, оставленную мертвой пальмой в крыше дома Абдаллы Нуну. И Мирьям тоже глядела куда-то за линию горизонта, всегда мутного от пыли.

— Мне неприятно тебе говорить, Виктория, — сказала она, — но Рафаэль уже объявил о своем решении. И выбрал он меня.

Виктория почувствовала, как шею ей будто прихватило морозом. Она изо всей силы уставилась на дыру в крыше и сказала себе, что надо бы Абдалле ее заделать, а то весь его дом дождями затопит.