Сами Михаэль - Виктория

— Мать Альбера, почему ты с нами не посидишь? — пригвоздил ее к месту голос старухи, когда она собралась уходить. — Твоего мужа я вижу хотя бы раз в неделю, а твой отец мне как брат. Мы пришли специально повидаться с тобой.

Альбера снова подтащили к старухе, и он снова стал орать и корчиться на выпяченном животе своей матери. Рафаэль поглядел на это с неловкостью, взял ребенка из ее рук и усадил к себе на колени, а малыш, прекрасно осознав силу этих охвативших его рук, присмирел и застыл; Рафаэль уже решил, что он задремал у него на коленях, но, наклонившись к нему, вдруг увидел пылающие глаза малыша.

— Прямо не знаю, что с ним сегодня творится! — извинился он перед гостьей.

— Красивый малыш, — печально прошептала старуха.

Услышав этот ее голос, Виктория украдкой взглянула на Элиаса. Сложен он ладно, но ее глаза уловили какую-то судорогу под левым ухом и то, как белеют суставы пальцев, когда он сжимает свою трубку.

— Виктория, дочка, — обратилась Хана к своей хозяйке, — скажи девочкам, что мы людей не едим.

Праздничные платья сияли на солнце, упругие груди вздымались и опускались с весенней наглостью, куда ни взгляни — краткая свежесть молодости. Именно Азури ухватил, о чем речь, и поспешил ей ответить:

— Просто лентяйки и бездельницы! — И взмахом руки он прогнал девчушек, и они исчезли как стайка разноцветных рыбок.

— Азури, — вздохнула гостья. — Я ведь говорила, что мы пришли не для того, чтобы кого-то похитить. И все же должна сказать, что даже издали видно, какие они красавицы. Как Виктория.

— Нерасторопные ноги, неумелые руки и болтливые языки — вот они кто такие, мать Элиаса. И Виктории тоже нечем особо похвастаться.

— Но я о ней слышу одни похвалы.

— В том-то оно и дело. Прости меня, Господи, ну неужели Ты не мог чуть больше постараться и сделать ее сыном? — Его уже понесло, и он продолжал: — Человек заслужил, чтобы, когда придет пора усталости, у него была крепкая опора.

И снова аксадра наполнилась ароматом трубки, которую раскуривал Элиас. Они пили лимонад и сидели в молчании. Замужние женщины безмолвно внесли фрукты и жареный миндаль. Незамужние ускакали, и по Двору то и дело прокатывались взрывы их хохота. Хана вышла в туалет и вернулась мрачная.

— Не буду ставить тебя в неловкое положение, отец Мурада, и просить, чтобы ты представил нам своих девушек. Спросить бы меня, так я бы приняла это за грубый анекдот в Тиша-бе-ав.

— Господи, да что ты такое говоришь? — вскинулся Азури. — Женщина, сегодня Рош а-Шана!

— Рош а-Шана, он же и Хвост а-Шана, отец Мурада. Мы все бежим, бежим и попадаем в ту же топь, из которой, как нам кажется, выбрались. Успокойся, девушка уже есть. Вся трудность в том, что она слишком молода, слишком умна и очень-очень красива. Ты сам работал на базаре тканей. Знаешь, какая там опасность. Большинство покупателей — женщины и девушки. Одна такая к нему зашла, и он уже как пьяный и не может ночь ото дня отличить. Рафаэль ее видел и может подтвердить.

Виктория краешком глаза взглянула на мужа.

— Правда же, Рафаэль? — настаивала старуха, желая услышать честный ответ.

— Правда! — проворчал Рафаэль над горящими глазами своего сына.

— Я все проверила. У нее есть старшая сестра, и они сироты, растут без отца. Зачем мне в невестки такая красавица и такая смышленая?

— Так не делают, чтобы младшую выдать прежде старшей! [56] В Библии слова Лавана в ответ на просьбу Иакова выдать за него Рахель. — сказал Азури.

— Отец Мурада, на деньги можно купить все.

Хищная практичность старухи ранила чувство справедливости Азури.

— А какое это имеет отношение к Виктории?

Викторию возмутило, что именно отец, а не муж защищает ее перед этой жуткой старухой.

— Я прошу, чтобы она вместе с Рафаэлем пошла в дом этой девушки, просить у матери ее руки. Элиас совсем потерял голову. У него отбило аппетит. Сидит, как идиот, в четырех стенах и что-то бормочет. Где это видано, чтобы мужчина из-за женщины рыдал по ночам? До чего мы дожили, отец Мурада? — коротко сказала она и ушла в туалет.

После праздника Суккот Виктория с Рафаэлем отправились в дом той самой девушки. Крайне редко выходили они из дома вместе. Ее нога не ступала в мир, что вне дома, тот, в котором жил и вращался Рафаэль. А потому она очень волновалась, стараясь не ошибиться и ненароком не разочаровать шедшего рядом с ней мужа. Он всю дорогу молчал, не проронил ни слова, а сердце говорило ей, что ему было бы удобнее выполнить это поручение одному. Как это, почему он по дороге не расспрашивает людей, где дом этой девушки? Может, уже и знает?