Сами Михаэль - Виктория

— Что варит тетя? — спросил он без всякого любопытства.

Они молча переглянулись, как люди, давшие клятву молчания.

— Я не чувствую никакой еды в горшке.

— Там чечевица и рис и даже кунжутовое масло, — похвастался высокий светлокожий брат.

Братья и сестры, сдвинувшись, сомкнули ряд, заслоняя спину матери и горшок. Эзре ничего бы не стоило, прорвав эту стену, добраться до горшка, ведь детей этих мог обидеть кто угодно. Но глаза их вспыхнули таким вызовом, что он отступил.

— Небось варят воду с горсткой червивого риса, — сказала стоящая в аксадре Мирьям. — Повернись, теперь я тебя причешу и заплету тебе косы. Не стоило ему сбегать с той бабой.

Виктория, кивнув головой, отдала ее в преданные руки Мирьям. И закрыла глаза, и произнесла как священный припев:

— Да, не стоило…

— Они перепрыгивают по крыше к дому Нуну и пробираются там в кладовку. Мама говорит, что только она отвернется, как они и из наших кастрюль воруют.

И снова грешные мысли закрутились в голове у Виктории. Мудрая у них бабушка Михаль, и Двор относится к ней с почтением. Когда взрослые и дети клянутся ее именем, рушатся стены лжи. И вот ведь крикнула она «Хватит вам!», когда до нее донесся предсмертный писк крысы, попавшейся в расставленную Рафаэлем мышеловку. Когда крыса укусила за нос одного из младенцев, весь Двор всполошился. Семейство десятками лет жило в сообществе с крысами. Грызуны воровали у них драгоценную пищу, а они в ответ испытывали мстительную радость при виде того, как тельце разбойника мотается в клыках у кошки. Но история с младенцем вызвала ужас. Рафаэль тут же поставил мышеловку, и, когда среди ночи пружина с громким щелчком сработала, даже мужчины выскочили прямо в трусах и встали рядом с женщинами и детьми — поглазеть на клубочек серого ужаса, сжавшегося в углу мышеловки. Рафаэль вскипятил воду, туда ее плеснул, и дети громко завизжали от радости.

— Нет! — закричала бабушка Михаль и, держась за перила, приподнялась со своего коврика. — Начнем с крыс, а кто скажет, где остановиться? Господь создал змей и кошек, им и положено их пожирать. Чур на вас, нельзя смеяться, когда слышишь такой жуткий писк!

Крысу эти увещевания не спасли. Ее трупик был выброшен в мусор, а мышеловку закинули на какую-то полку и там позабыли. Через несколько месяцев в дом Нуну была вызвана гадалка Джамила, которая еще и снимает порчу, и служит плакальщицей, свахой и повитухой — по надобности. У Абдаллы целых два дня не отходила моча, и он просил и умолял:

— Господи Боже, Ты создал реки и моря, ну что для Тебя, вездесущего, капелька мочи?

Зять его, имени которого никто в переулке не помнил, преданно за ним ухаживал, держал между его расставленных ног горшок и умолял и упрашивал сдавленным голосом:

— Ну, дядя, ну попробуй! Ты, наверно, боишься, что будет больно. А может, это только первые капельки трудно выдавить!

Хана, сестра Абдаллы, не сомневалась, что все от порчи, наведенной изгнанной из дому невесткой. Напрасно Нуна смазывала отцовский живот разогретым жиром. Абдалла рычал, и Нуна горько плакала, а зять стоял с пустым горшком в руках и не знал, что и делать. Тогда Нуна решила выдоить отца, как козу, и отец ее орал, и в горшок капала подозрительная жидкость.

— Кара египетская, — вопил он, — кровь!

Тогда сестра его и служанки-курдки обыскали все углы в доме, и точно: под кроватью больного обнаружили мышеловку, от которой шел смрад смерти.

— Ну я ж вам говорила! — вскричала Хана. — Я ж вам говорила! — И тут же была вызвана Джамила, чтобы справилась с порчей, и она постановила эту мышеловку сжечь на костре из ствола пальмы, что росла из дыры в крыше и эту крышу прикрывала. Золу от деревянных частей мышеловки она высыпала в выгребную яму, а покореженную проволоку унесла с собой, пообещав закинуть ее в дверь отверженной жены. Абдалла выздоровел и через несколько дней уже смог закатить пир и изображать там, какое было выражение лица у зятя, когда тот держал горшок между его ногами.

— Ну, честное слово, такие мужчины — благословение Божье, это ж надо, какое сердце!

Обитатели дома Эзру не ругали, хотя и не могли понять, зачем он такое вытворил. Логичное объяснение поступков не обязательно. Бесы и привидения, дурной глаз и вещие сны, ведьмачество и чудеса — все было делом привычным.

Когда горшок в кухне пробудился к жизни и его крышка зазвенела, как взбесившиеся музыкальные тарелки, Ханина встала, обмотала его тряпицей, подняла и молча повела своих детей прочь от закопченного кухонного входа, пока не исчезла в сумрачном кратере подвала. И в кухне осталась Наджия, которая резала помидоры, проливая их кровь на своей доске, да Эзра, вытирающий липкие руки о штанину. И лица у них были пустые, как у актеров, лишившихся зрителей.