В стороне так же как она околачивается один, длинный, поглядывает на нее.
Она как-то отвлеклась – и тут он рядом. – Первый день сегодня?
Она кивает. Чует, уже слезы подпирают.
– К кому вас определили, – не отстает.
– А хуй его знает блядь, – говорит Волкова басом. – Сказали ждать. Ни хуя не знаю ничего.
– Тут никто не знает ничего, – утешает он. – Полный этаж начальников – и никто ничего. Непонятно, как поезда с рельс не сходят. Попросите, чтоб вас к Аману приписали.
– Кого, блядь, просить, на хуй. Я тут никого не знаю. Ни хуя не… – Слеза таки выкатывается. – Поеду домой, – говорит Волкова, шмыгая носом. – В Волхов, блядь… электричка… В час двадцать. На вокзале… Пересижу. Ебись они своим трудовым договором… пусть ищут… ветра в поле.
Всё начинает двигаться в одну сторону.
– Двигаемся. – Он ее хватает за плечо. – Со мной будете. Скажете потом, что у Амана. Я его попрошу. Все равно, пока стажировка. Контроля нет.
Волкова простодушная. Ей скажут: иди, – она идет. Она ему в пуп дышит. Волкова маленькая, без грудей. Без зубов. На рожу она ничего, но как улыбнется… Где, блядь, деньги взять на это всё. И стрижка под мальчика.
Идут.
Он говорит:
– Стажировка эта, три дня? Не оплачивается. Бабушкин добрый… они там в кабинетах, – они говорят, что да. Нет. Стажеров поэтому любят. Со мной пятеро устраивались; на следующий день вышел я один. Бригадиры записывают убранные вагоны на себя. Текучка выгодна. Каждый день по десять человек приводят. Русские здесь не работают. Зачем? Если можно нормально трудоустроиться… К середине первого вагона все всё понимают.
И улыбается. Он тоже без зубов. Страшен, как смертный грех.
Волкова против воли смеется.
– Двое щербатых… – Шмыгает носом. – То-то блядь… чернота одна. Скажи, почему, мы, русские, так не можем? Эти-то… горой. Один за одного. А мы, блядь, друг другу – горло перегрызем.
– А мы вот как сделаем, – радуется он. – Будем вдвоем один вагон убирать. Запишем на меня, ну, в мой листок контроля. Потом, при расчете, учтем, я запомню. Если, конечно, будет расчет… Я, честно говоря, не в теме. Всего неделю работаю… Старожил.
Волкова простодушная. Ей скажут – запишем; она запишет. Видно, по роже ее всем все видать.
Хуй знает, куда зашли. Чухают по путям. Впереди – вереница таких же, штук пять. Тащатся по одному. Черных.
– Аман! – орет он во все горло.
Самый передний останавливается. Все его обходят.
– А насчет черных, – он понижает голос, нагибаясь. – …Иллюзия. Казалово. Аман туркмен. И гражданин России. Для него узбеки хуже русских. Таджички тут, две девчонки работают. Мадина и Робия. Какие красивые имена! Он их вообще угнетает, падла. Я с ним немного поговорил… У них вообще там работы нет. Куда им деваться? Они на дорогу одну потратили, потом разрешение на работу.
Приближаются к Аману, или Омону, как его там.
Он стоит, толстый. Рожа аж черная, чернее чем у всех. Блядь, бай! Стоит, ждет их. Недовольный.
– Моя знакомая! – объявляет он. – Мы с ней вдвоем будем убирать. Возьми ее к себе, Аман.
Аман дергает лицом.
– Как зват.
– Оля, – говорит Волкова басом.
– Ола… – повторяет он.
– Возьми ее, – повторяет этот.
Аман делает движение рукой.
– Возми мою сумку.
Он берет.
Аман уходит вперед.
– Тебя-то хоть как зовут, – спрашивает Волкова.
Он молчит. Видно, что хочет бросить эту сумку.
– Дай я понесу, – говорит Волкова.
Он просыпается.
– Зачем? Не надо. Я с ним потом… Про касты слышала когда-нибудь?
– А? – говорит Волкова.
– По понятиям, – говорит он. – Я все думал – почему тут всех зовут не так, как их зовут? Дошло. На зоне мы бы спали у параши. За нами допивать никто не станет, чтобы не зашквариться. Аман – ариец. А мы – варна… или вайхья, не помню. – Он смотрит на Волкову, которая вылупила глаза. – Тут нет имен. Зови меня туалетный утенок, не ошибешься.
Хуя себе, думает Волкова.
Ну нет.
Я Волкова. Волкова из Волхова. Лосева из Ломоносова. А вы тут все – что хотите.
Дверца вагона открыта. Он швыряет сумку в вагон. Впрыгивает прямо на платформу. Открывает там что-то, платформа поднимается.
Он втаскивает ее за руку по ступенькам.
– Быстро, работаем. Вагон 350 рублей, тебе сказали? Нам надо хоть пять сделать, больше не сможем, ты без опыта… Короче, я туалеты мою. Я люблю. А там эти стекляшки-тряпочки… я этого не понимаю. И третьи полки. Найдем колье брильянтовое – никому ничего, и валим отсюда. Я уже восемнадцать рублей нашел. Ты куришь? Я бросил. Здесь на сигареты не заработаешь.
Читать дальше