Валерий Городецкий - Гаврош, или Поэты не пьют американо

Из раздумий меня вывел появившийся из-за угла запыхавшийся Грег, держащий в руке здоровенный кирпич. Задержавшись метрах в пяти перед входом, он с видом исполнения рутинной ежедневной работы метнул кирпич в стеклянную дверь и, дождавшись, когда все осколки упадут на бетонный пол, прошел внутрь.

Чего встал? Хочешь чтоб тебя повязали? – крикнул он, и я проскользнул внутрь мимо оцепеневшей бабули с широко открытыми глазами, направился в зал, где уже звучала со сцены «Школа жизни».

У Грега я научился главному – если хочешь оказаться на концерте, ты там будешь.

На шестой рок-фестиваль мы сходили еще раз. Там я впервые увидал этого странного человека.

Клоун, шут гороховый, олух, блаженный, петрушка, жердь, арлекин, посмешище, паяц, скоморох, комедиант, фигляр, юродивый…

Экзамены были сданы на хорошие оценки, и можно было расслабиться. Поехали я, Егор, Сан Саныч и Галя. Вообще-то мы пошли, как тогда говорили, «на Мост» (Калинов). Вышли из Гостинки и перешли на другую сторону Невского. Погода стояла солнечная и теплая, что для Питера редкость. Оттепель есть оттепель, а значит, светило Солнце.

У Елисеевского мы остановились купить мороженого в одном из уличных лотков на колесиках, ныне отправленных в отставку по совершенно непонятным причинам.

Галя протянула рубль женщине в белом халате и сказала:

– Нам 4 стаканчика по 15 копеек, крем-брюле.

Продавщица привычным движением открыла лючок, но достать мороженое не успела.

Ее взгляд остановился за нашими спинами. Не прекращая смотреть, она инстинктивно закрыла лоток и перекрестилась, прошептав:

– Господи, откуда берутся-то такие, куда только милиция смотрит…»

Мы тоже решили посмотреть, что там такое творится. Медленно поворачивая голову, я заметил, что множество окружающих тоже смотрят в одну точку, хотя ничего особенного вроде не происходило.

Группа людей, человек пять, проходили мимо нас. В центре шел и увлеченно что-то рассказывал высокий светловолосый человек в черном пиджаке. Все бы ничего, если б его грудь не была увешана десятками значков всех мастей. На лице были черные очки, как у кота Базилио, с висков свисали пейсы, коих тогда увидеть на улице было просто невозможно… тонкие штаны-дудочки были коротковаты, а завершали картину остроносые ботинки-гады, гордо смотрящие вперед, как ростры кораблей, готовые взлететь над расплавленным асфальтом Невского проспекта.

Странное ощущение, будто ты встретил инопланетянина. Так мы еще стояли пару минут, провожая худощавого верзилу взглядом. Потом жизнь вернулась в привычную колею, заставляя как обычно забыть мгновение чуда, как будто ты ничего и не видел.

– Что ты говоришь, девочка? – прервала, наконец, молчание хозяйка оазиса.

– Крем-брюле, тетенька, – повторила Галя.

– Держи, дочка, держи. И сорок копеек сдачи. Вот ведь черт, чтоб ему…

Есть один человек со сцены, приходящий к Гаврошу на все питерские концерты… Если, конечно, «Аукцыон» не на гастролях…

Города как магниты. Притягивают себе подобных в орбиту бытия, медленно переваривая и сонастраивая под свои силовые линии.

Ты либо готов измениться, когда кривая судьбы делает зигзаг, либо ты уже внутри стал другим, а внешнее изменение – лишь отражение произошедшего внутри тебя? Или ты лишь хочешь стать другим, делая шаг в иной мир, а там уже как выйдет? А может быть, ты даже поменяешь что-то прямо там, в сердце города, и он станет другим?

Как бы то ни было, родители получили долгожданный вызов. В другую жизнь, с другими правилами.

Отъезд случился быстро, нервно и калейдоскопично. Кто-то вместо стандартного PLAY нажал перемотку, и лента кинофильма, который ты смотришь, открывая глаза по утрам, пролетела перед взором в считанные секунды. Два месяца сборов, беготни, отвальных и слезных прощаний не оставили отпечатка, содержащего что-нибудь значительное.

Просто в один прекрасный день я проснулся в школе для взрослых, сидя за партой и изучая немецкий. Так было надо, а думать о том, чего хочу, я еще не умел.

В России закончилась своя перестройка, а у меня началась своя. Городок был маленький и скучноватый, зато спокойный. Последующие месяцы прошли в изучении новых правил и законов. Не столько юридических, сколько бытовых.

Однажды, проходя из школы по улице, вымощенной старым камнем, я встретил старичка в клетчатом пиджаке. Остановившись, он изящно поклонился, учтиво приподнял шляпу и поздоровался. Почуяв подвох, я сделал вид, что не заметил его, и прошмыгнул мимо по своим делам. В памяти еще живы были рассказы математички об иностранцах, раздающих детям на Невском проспекте отравленную жвачку. Старичок был стопроцентным иностранцем, а потому и опасность, исходящая от него, была почти осязаемой.