Валерий Городецкий - Гаврош, или Поэты не пьют американо

– Знаешь, у меня в детстве была кличка «Буратино».

– Знаешь, у меня тоже, – ответила она.

– Да ладно, – не поверил я.

– Честное слово, – сказала она.

Мы переглянулись, но каждый предпочел промолчать.

Перед прощанием сжала руку. Крепче обычного.

Тогда я ни о чем не думал, и лишь сейчас понимаю, что я себя совсем не знал, и те, кто знаком со мной, знают не меня, а кого-то другого. Кто-то общался с фасадом, заходя в парадный подъезд, друзья заходили с черного хода. Кто-то видел черты хорошего человека. Были и те, кто искал лишь черноту, находя часто свое отражение.

Сейчас я понял, почему мы читаем книги, почему ходим на концерты, выставки или в театр. В конце концов – только Поэт видит тебя таким, какой ты и есть на самом деле…

На каждом концерте есть человек у барной стойки.

Человек с пустыми глазами. Он зашел случайно. Или не случайно, ведь разве есть в нашей жизни хотя бы одна случайность? Как в любом классе есть отличник и двоечник, так и на любом концерте должен быть человек, который как бы из другой Вселенной. Он не в своей тарелке, и он смотрит вокруг слегка отдаленно и с непониманием.

В «Зале ожидания», что в здании бывшего Варшавского вокзала стойка в самом конце. Так что можно наблюдать за сценой. Где-то в 2010-м Гаврош решила отметить там очередной День Рождения, без коего ни одно питерское лето за последние лет 10 не обходилось. Я поболтал с Енотом и ТД, которые торговали продукцией в закутке у входа. Продукция шла хорошо, Гаврош была на подъеме и «Зал ожидания» явно не мог вместить всех желающих, многие из которых слушали концерт с улицы. Проходя обратно к гримерке, я остановился выпить чашечку хорошего кофе.

– Пива не желаете? – спросил вдруг человек справа. Вид его был не очень опрятен, волосы давно не видали расчески, а в уголках глаз таилась неявная, но глубокая печаль.

– Да я не пью, – ответил я

– Жаль – поболтали бы, – еще более погрустнел незнакомец.

– Так поболтать можно и без пива, – предложил я осторожно.

– А, ну да. Я гляжу у вас название этой группы на футболке, – он кивнул в сторону сцены. – Играете?

– Да не, я на подхвате, помогаю по мелочи. А Вы?

– А я тут работаю недалеко, к друзьям в клуб зашел. Раньше тоже играл, да не сложилось как-то.

– А что не сложилось?

Незнакомец налил еще пива.

– Была своя группа, в других играл. «Выставка», – слыхали может?

– Ага, мастодонты.

– Ну да, – незнакомец оживился.

– Все хорошо было, но деньги ж всегда нужны. Стал по свадьбам чесать, по кабакам. Телки, тачки, все было. Рок-клуб забросил. Песен больше уже не писал. Бухали по-черному конечно, народ на бабки легко разводили.

– Это как?

– Ну смотри, к примеру, приходит человек, ему группа нужна на свадьбу.

– Так.

– Я ему говорю: «Сотка».

– А он?

– Он говорит: «Договорились». И уходить собирается. Тут я ему вдогон, как бы на пороге уже: «А вам с бас-гитарой или без?» Он: «Ну конечно, с бас-гитарой. А разве бывает без? Я ему говорю: «Конечно, бывает. С бас-гитарой с вас сто тридцать».

– А он?

– А ему куда деваться. Так на каждой свадьбе я еще тридцать сверху поднимал. В нашей филармонии таких денжищ в те годы не водилось.

– А потом?

– Да как-то проснулся утром, а вокруг никого. Группа развалилась окончательно, перессорились все. Цифровые пришли технологии, на свадьбы никто не звал. Технику чиню иногда, да бухаю тут по вечерам.

Он многозначительно почесал затылок и вдруг изрек, глядя в стену мутными глазами, обращаясь то ли ко мне, то ли к самому себе:

– Бойтесь каверов. Эпоха каверов – страшное время. Тебе кажется, что все хорошо, Ты двигаешься и все идет своим чередом. Каверы – ловушка, объедки пиршеств былых времен. Никуда ты не двигаешься, тебя просто сносит назад, быстрее и быстрее, и вот уже лет десять пролетели незаметно.

Он отпил еще и продолжил, заплетающимся языком:

– Картинка за окном сменяется и в кармане даже что-то начинает звенеть. Но стекло запотело и ты не понимаешь, что массовка, пробегающая за стеклом с ветками в руках, бежит в другую сторону.

Можно окунуться в ретро на мгновение, будто семейный альбом пролистать, слезу вышибить. Но погрузившись, рискуешь никогда не выплыть назад.

Он отодвинул бокал, и поднялся: