Макси Фэй - Нефанатка

Пока никто не знает наш новый адрес, но его узнают рано или поздно. Журналисты – пронырливые гады. И они придут сюда. А может быть, их опередит следствие.

В любом случае, Ксюше нельзя сюда возвращаться. Нас будут пасти репортеры и вызывать на допросы следователи, и я должен как-то оградить её от этого.

«Милая, тебе нельзя пока возвращаться в Москву. Посмотри новости и поймешь. Поезжай куда-нибудь в деревню к подружке, чтобы никто не знал, где ты. Я попробую сам со всем разобраться. Люблю тебя»

Решаю завтра сам поехать в полицию. Мне нечего скрывать, и они все равно меня найдут. Расскажу им о нашей лжи. Надеюсь, агент Таси и Григорий Иванович подтвердят мои слова.

Но полиция приехала ко мне сама. В девять вечера раздался звонок в дверь, и я увидел в глазок развернутые корочки следователя.

Открыл дверь и недоуменно уставился на своего соседа по палате.

– Впустишь? – как-то несмело спросил он.

Я пропустил его в квартиру, закрыл дверь и показал рукой на кухню. Мы сели за стол друг напротив друга, и я вопросительно поднял брови.

– Прости, что я так, – кивает он головой на удостоверение. – Не знал, как представиться. Мы ведь с тобой даже толком и не познакомились.

Киваю ему и протягиваю руку. Он пожимает её и тяжело вздыхает.

– А я ведь думал, что сердце екнет сразу, как только увижу тебя. А получилось вон как, четыре дня пролежали в одной палате и не признали друг друга…

Я не могу понять, о чем он говорит, и недоуменно развожу руки в сторону.

– Я взял в детдоме твою старую фотографию, – говорит он и кладет передо мной на стол снимок. Я помню его, нас всех тогда фотографировали по одному, чтобы вложить в личное дело. Но зачем этот мужчина принес мне мою же фотографию, никак не могу понять.

– А это, – он достает из кармана другую фотографию и кладет её рядом, – твоя мама, Иванова Лидия. Но все называли её Лидок. Я нашел тебя, сын…

Я смотрю на фотографию девчонки, как две капли воды похожей на меня, и вспоминаю вдруг то, что он рассказывал тогда в больнице. Я его не слушал почти, но почему-то слова врезались в память. Я не могу поверить в то, что это происходит со мной, и в шоке смотрю на него.

– Если хочешь, сделаем экспертизу, но я уверен, что она подтвердит. Прости, что так долго искал тебя… Прости, что уехал и бросил её тогда… – почти шепчет он. – Может быть, если бы я остался с ней…

Мотает головой и вытирает слезы со щек. Я крепко сжимаю его руку и тоже не могу сдержаться.

Наверное, это странно смотрится со стороны. Два мужика сидят на кухне и плачут, держа друг друга за руки. Но я так счастлив, спустя столько лет, узнать своих родителей. Пусть в живых остался только отец, но он любил мою мать и может рассказать мне о ней.

Достаю из шкафа блокнот и ручку (Ксюша позаботилась, чтобы в каждой комнате они были) и пишу ему:

«Я очень счастлив, что ты нашел меня, папа»

Спустя полчаса примчался Николай Афанасьевич. Он увидел новости и запереживал, что дал мой адрес малознакомому человеку. А еще он ничего не понял про мои отношения с Тасей и приехал, чтобы всё у меня выяснить.

Пока я писал на листочке подробный рассказ о том, какие отношения связывали меня с Тасей Белкиной, Ксюшин папа слушал историю о том, как долго этот «малознакомый человек» искал своего сына. В конце рассказа он крепко обнял моего отца, поздравляя и принимая в семью. Вот это было еще невероятнее. За какой-то один месяц мы с Ксюшей обрели друг друга и своих отцов, и теперь у нас есть настоящая семья.

Пока они читали мою писанину и бурно обсуждали «этот лживый шоу-бизнес», я переписывался с Ксюшей. Она пришла в ужас от выпуска новостей, и тут же рвалась приехать, убеждая меня, что должна быть рядом и что выдержит любой прессинг.

«Нет, девочка моя, и даже не спорь. Пока тебе лучше быть подальше от меня. Кстати, твой папа тоже так считает»

«И мой тоже» – все же написал ей я, хотя сначала не хотел.

Получив кучу вопросительных знаков, я вкратце описал ей ситуацию, и только тогда Ксюша успокоилась, решив, что втроем мы точно без нее справимся.

Милая моя девочка, как же я тебя люблю…

На следующий день мы с отцом съездили к его коллегам в следственный комитет, и я дал письменные показания о своих отношениях с Тасей. Позже агент Таси подтвердил мои слова, и у следствия больше не было ко мне вопросов.

Вопросы были у репортеров. Они всё-таки узнали, где я живу, и то один, то другой подкарауливали у подъезда или звонили в дверь. Я показывал им, что не могу ничего сказать и просто уходил. Гулять становилось невозможно, и я почти целыми днями сидел дома.