Макси Фэй - Нефанатка

– Вот я дурочка, да? Ты лежишь тут такой больной, а у меня в голове фантазии всякие…

Пишу ей: «Загляни под одеяло»

Она осторожно отодвигает одеяло и потрясенно охает. Мой дружок топорщит трусы и явно просится на свободу. Ксюша сглатывает и облизывает губы. Боже, это так волнующе! Несмело касается его пальцами и начинает поглаживать через ткань. Мысленно стону и тяну её на себя. Опирается руками на подушку и тут же впивается в меня поцелуем. Я запускаю руки ей под футболку и расстегиваю бюстгальтер. Вдруг Ксюша перекидывает через меня ногу и осторожно садится сверху. О, да! Вряд ли она соображает, что сейчас делает, но я потерплю. Сам до безумия хочу быть к ней как можно ближе. Языком ласкаю её рот, сжимаю груди и потираю соски, а Ксюша легонько двигается вперед-назад, трется об меня, и даже через три слоя ткани я чувствую жар её тела. Боже, как же давно этого не было! Девочка моя, я так хочу в тебя… но здесь не место и не время. Ритмично вхожу языком в её рот, воображая себе совсем другое. Наверное, Ксюша тоже, потому что её движения становятся быстрыми и рваными, она стискивает пальцами подушку и вдруг замирает и тут же вздрагивает на мне. Я тоже выстреливаю, прямо в трусы, и счастливо смеюсь. Она упирается лбом в мой лоб и тяжело дышит.

– Боже, мы же в больнице! А если бы кто-то вошел? – с ужасом смотрит на меня, видимо, только осознав, что же такое мы с ней сейчас делали.

Поздно сокрушаться, девочка моя. Всё уже случилось.

«Кажется, мне опять требуется банный день»

«И чистые трусы»

Переводит взгляд на мокрое пятно и хихикает. Потом смотрит мне в глаза и, вся лучась от счастья, шепчет:

– Люблю тебя, Егор…

Сегодня Егору сняли швы на шее. А еще пересадили его в кресло и увезли на рентген. Но сел-то на кровати он сам! Теперь может есть ложкой. Доктор разрешил ему переходить на нормальную еду. Только тщательно пережевывать, не слишком горячую, не острую и не твердую. Он так явно обрадовался! Бедняжка мой.

Оставляю ему на кровати бумагу с ручкой, чтобы мог сам общаться с врачом, и иду на встречу с отцом. Егор советовал забыть про старые обиды, но у меня нет никаких обид. Тогда, двенадцать лет назад, мы с мамой вместе принимали решение жить без него. И это казалось самым правильным. Он страшно пил. Его из-за этого уволили с работы, и он просто пил дни напролет. Дома ужасно пахло, они с мамой постоянно ругались, а я боялась лишний раз показываться ему на глаза. Мы посадили его на поезд до Москвы, где жила моя бабушка, и постарались забыть. И у нас всё получилось. Мы были счастливы вдвоем. Мама старалась делать всё, чтобы я ни в чем не нуждалась. Мы жили нормально, и мне всегда было достаточно того, что я имела. Мама окружала меня любовью и вниманием, и я отвечала ей тем же. Я забыла о том, что у меня был отец, так же как и он забыл про нас. А тут почему-то вдруг вспомнил.

Выхожу из больницы и сразу узнаю его. Невысокого роста, с такими же кучерявыми волосами, как у меня, только русого цвета, опущенными до плеч. Худой мужчина, выглядящий сильно старше своих лет. На нем светлая рубашка, серые брюки и большие очки. Выглядит немного забавно. В его руках вижу коробку конфет «Птичье молоко» и улыбаюсь – помнит ведь, что я любила их в детстве.

– Ксюшенька… милая… – его голос срывается, а руки слегка дрожат.

Пару секунд смотрю на него, а потом бросаюсь на шею. Крепко обнимает меня и, кажется, плачет. У меня тоже слезы на глазах. Украдкой вытираю их и отстраняюсь.

– Здравствуй, папа.

Сидим в какой-то уютной кофейне. Я ем мороженое с кофе, а он говорит, протирая носовым платочком свои смешные очки.

– Я пил тогда несколько лет. Чего только матушка не делала, чтобы меня остановить. Ходила в церковь и к разным колдунам. Что-то подсыпала в водку, чтобы меня сразу выворачивало. Но я только смеялся и снова брался за стакан. А потом я встретил одну женщину. Очень хорошую женщину. Она как-то вытащила меня из этого дурмана. Устроила на работу в институт. Я будто стал с ней другим человеком. Про вас вспоминал, конечно, но…

– Но у тебя была другая жизнь, – с улыбкой помогаю я ему. – Все нормально, пап, я понимаю. Я рада, что эта женщина помогла тебе.

– Моя Томочка… Она умерла два месяца назад, от рака. Мне было очень плохо, и я снова чуть не взялся за бутылку. Боролся с собой. Однажды разбирая бумаги, нашел твою фотографию – ту, где ты с большим бантом на макушке. Долго решался. Потом занял денег на билет и рванул в Дивногорск. А ты здесь, оказывается, была.