Дмитрий Нержанников - Красное дерево, или как путешествовали в лихие 90-е

В первое послевоенное лето в Абхазии не было ни одного «отдыхающего» кроме нас. Сотни километров пляжей лежали абсолютно пустыми.

Мы приехали в Новый Афон, чтобы протестировать шикарную трёхкомнатную квартиру, которую некие беженцы хотели поменять нам на девятиметровую комнатушку в коммуналке в Питере. Сделки не состоялось, но целую неделю мы жили там, в благословенном сентябре и с изумлением смотрели по сторонам.

Зрелище было невероятное. Всемирно известные санатории и гостиницы лежали в руинах, по улицам ходили небритые люди с автоматами, стены домов были изрешечены крупнокалиберными пулями, а на рынке килограмм помидор продавался за десять копеек. Невероятный урожай гранатов (!) свисал с каждого, никем не убираемого дерева. Людей не было вообще. Дома, сады и огороды стояли брошенные своими хозяевами на произвол судьбы.

Владелица нашей квартиры рассказывала, что во время войны грузины свозили всех абхазцев, которых им удавалось поймать, на стадион в Сухуми и отрезали им яйца, чтобы они больше не размножались. Возможно, это всего лишь военный фольклор. Но потом, когда при помощи российской армии абхазцы прогнали грузинов, они стали в отместку убивать тех из них, кто по каким-либо причинам остался на территории Абхазии.

Наша хозяйка была абхазка, её муж – грузин (кто же в советское время думал о таких мелочах?!). Муж, грузин, и по совместительству, доктор наук, исследователь Новоафонской пещеры, прятался полгода в подвале. За огромные деньги ей удалось перевезти его через российскую границу в машине с двойным дном. И теперь они готовы были уехать куда угодно, «лишь бы отсель подале».

Война войной, но Абхазию посмотреть хотелось. Ново-Афонский монастырь, пещеры, в которые можно было зайти безо всякого билета, Сухуми (пардон, Сухум) с его красотами… Я сходил на абхазское телевидение в поисках будущей работы. Напротив дома телевидения зияло чёрными окнами сожжённое здание городского совета…

Обратно в Новый Афон возвращались на автобусе. На одном из российских блок-постов я вытащил фотоаппарат и щёлкнул через окно пару кадров: БТР, сетка какая-то маскировочная, солдаты… Глупость, в общем. Нафиг никого бы этот кадр не заинтересовал. Но меня заметили. В салон вошли солдаты и под дулами автоматов меня вывели на расстрел. Жене и сыну я сказал оставаться в автобусе. А водителя попросил меня не ждать.

Меня привели к начальнику блок-поста, посмотрели документы.

– Отдыхающий?

– Отдыхающий, – ответил я.

– Отдыхаете?

– Отдыхаем.

– И как… отдыхается?

– Пока хорошо, – ответил я.

– Пьёте?

– Пью.

– Тогда щас будем пить.

Он вежливо попросил засветить плёнку (о, да, цифровой техники тогда ещё не было!). Я сделал вид, что засветил. Он сделал вид, что поверил, что я засветил. Разговорились. Выпили…

В итоге, уже глубоко затемно, меня погрузили в какую-то левую машину и настрого приказали шофёру «доставить до места назначения», «а то найдём и расстреляем». В кузов вместе со мной забросили ящик пива, в качестве компенсации за «засвеченную» плёнку…

– Контрабанду отобрали у местных. Не успеваем уничтожать, б… – сказал лейтенант, кивнув на ящик пива. А, может, это был подполковник?… На погонах – две звезды… Большие или маленькие, уже не помню…

… Это было очень странное лето. Ведь сентябрь на юге – это тоже лето, разве нет?… Нашими постоянными спутниками в походах на вымерший пляж были двое детей. Восьмилетний Аслан и шестилетняя Ахра. Имя Аслана я запомнил, а имя девочки забыл, поэтому просто поискал в интернете самые популярные абхазские женские имена. Мне понравилось имя Ахра («скала»). Может, так её и звали на самом деле…

– Кагда грузыны на танке тут ехали, ми в них камни кидай! Бах! Бах! – рассказывал Аслан.

– А я граната! – кричала, подпрыгивая рядом с братом, беззубая красавица Ахра, имея в виду, конечно же, фрукт.

– А патом ми их пабедил. Патаму чта абхазцы всигда пабиждают!

…Спустя несколько лет я опять приехал в Абхазию. Никому я больше не посоветую ехать на отдых в страны, где начинается первоначальное накопление капитала… Кстати, чтобы быть справедливым, – в моём любимом Крыму это первоначальное накопление капитала не заканчивается уже лет пятьдесят. Но не будем о грустном!

Вот все мне говорят, не пиши в этой книжке про нэ-лэ-о, а то подумают, что ты сумасшедший. Да как же про нэ-лэ-о, да и не написать, тем более, что видел я его как живого…