Дэвид Арнольд - Москитолэнд

– Мим? Ты как?

Я выпрямляюсь, отматываю длинный кусок бумажных полотенец и вытираю рот:

– Сейчас выйду!

Над унитазом табличка:

БУМАЖНЫЕ ПОЛОТЕНЦА

И СРЕДСТВА ЖЕНСКОЙ ГИГИЕНЫ

ВЫБРАСЫВАТЬ В ВЕДРО

НЕ СМЫВАТЬ

И словно костяшки домино, воспоминания падают одно на другое. Желтушная автобусная уборная падает на самого Карлового Карла, тот сбивает Арлин, сбивает мудрость старости, сбивает невинность юности, и они падают, падают, падают…

Глядя на блестящую кнопку на бачке, я улыбаюсь. Юная Мим, только недавно познавшая всю прелесть дружбы, нашедшая новых друзей, целую актерскую труппу спасителей.

Мама здесь, в этой вонючей дыре. Но теперь нет ни Карлов, ни Арлин, ни Бледных Китов, ни Каратэ-Пацанов, ни Невероятных Уолтов, ни Совершенных Беков Ван Бюренов, чтобы все исправить. Есть только Наша Героиня, и в который раз она сама по себе.

Над раковиной полощу рот и умываю лицо. Здесь нет зеркала, так что я смотрю на кактус.

Одинокий.

Кривой.

Мусорное ведро в дальнем углу – идеальная траектория. С точностью, сноровкой и непоколебимой решимостью я запускаю горшочек с кактусом через всю комнату прямиком туда, в яблочко. Затем вытираю руки о джинсы и навсегда покидаю ковбойско-дамскую комнату, аллилуйя!

Дальше по коридору Кэти разговаривает с парнем за стойкой регистрации. Он высокий, симпатичный, на несколько лет старше меня. Когда я подхожу, мачеха оборачивается:

– Ты в порядке?

Я киваю и улыбаюсь администратору, который вблизи утратил всю свою привлекательность. Как знаток прекрасных вин после лучших виноградников, я совершенно избалована красотой Бека Ван Бюрена.

– Ты, должно быть, Мим, – говорит парень, обнажая кривые зубы. – Как поживаешь?

– Сносно. Слушай, я чуток оросила вам дамскую комнату, так что там лучше побрызгать чем-нибудь сосновым. Или цветочным. В общем, любым освежителем. Но сильным. Таким, чтобы ух, понимаешь?

Он пялится на меня, с каждой секундой становясь все уродливее.

– Ты, прости… что сделала?

– Побулькала.

Он наклоняет голову.

– Пообщалась с белым другом? – продолжаю я. – Поела наоборот? Пофантанировала из жерла?

Теперь на меня пялятся оба.

– Господи, чувак, меня вырвало в вашей уборной. Теперь там вонь до небес.

Они все так же не отрывают от меня взглядов, но теперь с совершенно иными выражениями на лицах.

– А еще можно мне «Маунтин Дью»? – Я причмокиваю губами. – А то по ощущениям я будто смолы нажевалась или типа того.

Администратор косится на Кэти, мол, она это серьезно? Кэти отвечает одними глазами: «Убийственно». И тогда этот Совсем-не-Симпатяга уходит. Возможно, даже на поиски «Маунтин Дью».

– Идем, – зовет Кэти, шагая в коридор.

– А как же газировка?

– Ты хочешь задержаться здесь дольше необходимого?

На лице Дэниэла Буна рядом со мной играет «кто, я?» улыбка.

Я припускаюсь следом за Кэти, в который раз отмечая, сколь забавная у нее походка. В ней чувствуются дерзость, уличное воспитание и даже чуток гетто. Серьги в ушах звенят, накрученные кудри подпрыгивают, слишком тесные джинсы скрипят, акриловые ногти щелкают, кричащий ремень блестит, а беременные буфера качаются – прямо сейчас мне хочется аплодировать Кэти и всем неадекватным модницам до нее, что цепляются за ускользающую молодость, будто это поддельная сумочка от «Луи Виттон».

Кэти вручает мне бумажку с номером «22», написанным совсем-не-симпатичным почерком. Когда мы проходим мимо комнаты «11», на лбу выступает испарина. Я чувствую – и слышу, – как мое сердце бьется о соседние внутренности, посылая вибрации через грудную клетку, опорожнившийся живот, кожу, футболку с «Led Zeppelin», красную толстовку.

Номер «17» пролетает мимо размытым пятном. Боже, мы идем слишком быстро.

Оформление узкого коридора вполне согласуется с дизайном всего здания: масляные пейзажи, плюшевый ковролин, цветастые обои с кучей нелепых орл…

– Готова? – шепчет Кэти.

– Что?

Она указывает на дверь: комната «22». По ту сторону раздается глубокий чистый баритом человека, который уже прожил жизнь.

6 сентября, полдень

Дорогая Изабель.

Я пишу тебе под влиянием сильнейших порывов. Под влиянием реальности и отчаяния. Пишу, чтобы учить и учиться. Пишу, чтобы освобождать и заполнять. Я пишу тебе, чтобы говорить, и пишу, чтобы слушать. Я пишу, чтобы рассказать гребаную правду, Из.