Дэвид Арнольд - Москитолэнд

Он закатил глаза и раздул ноздри:

– Я пошутил, Мим. Пытаюсь немного снять напряжение. Пиши, что хочешь. Расскажи малышке Из обо всех зверствах жизни. Я просто надеюсь, что и о чем-нибудь хорошем ты тоже вспомнишь.

Я посмотрела на дневник и вдруг вспомнила тот давний день, когда я читала книгу у ног тети Изабель.

– Я смогу сгладить острые углы в моем мозгу.

Не стоило говорить так громко. Папа и Кэти переглянулись. От их ощутимой тревоги дышать стало нечем. Все еще сжимая дневник, я встала с дивана.

– О, погоди, – позвала Кэти. – Я захватила тако.

Я вылупилась на нее, не веря, что она на самом деле это сказала. Нет, ерунда. Разумеется, даже она должна понимать, что «я захватила тако» – совсем не то, чем должен заканчиваться столь колоссальный разговор. Разумеется…

– Ты… что?

Кэти моргнула:

– Из ресторана по-соседству. Подумала, что мы могли бы поужинать и… поболтать.

Увы. Она не понимала. Никогда не понимала. Я развернулась и вышла из комнаты.

– Зайка, ты куда? – окликнул папа.

Но вопрос был не в том, куда, а когда и как. Куда – я уже знала, потому что давно посмотрела в справочнике.

«За девятьсот сорок семь миль отсюда , – подумала я. – За девятьсот сорок семь миль…»

– Потом покажешь, как ты это сделала?

Я буду ее игнорировать. До конца времен, если получится.

– Я про стрижку, – продолжает Кэти. – Отлично справилась.

Я выхватываю из рюкзака салфетку для снятия макияжа и стираю с лица боевую раскраску. Бек и Уолт следуют за нами на Дяде Филе. Их поездка в «Ашленд Инн» ничего не дала. Телефон Бека официально пропал – скорее всего, украден какой-нибудь недовольной горничной или подсобным рабочим. Они вернулись к дому, как раз когда мы с Кэти вышли на улицу. Я бы пожертвовала мизинцем, лишь бы сейчас быть с ними, но Кэти умеет испортить удовольствие. Она разрешила мне ехать дальше в Кливленд с единственным условием – что сама меня отвезет.

– Все еще не вылезаешь из этих кроссовок, – произносит она в последней отчаянной попытке меня разговорить.

Довольно предсказуемый шаг. Я не ведусь.

– Знаешь, – начинает Кэти и тут же качает головой: – Забудь.

– Меня уже тошнит от таких людей. – Честное слово, я собиралась отмалчиваться, но это выше моих сил.

– Каких?

– Тех, кто заикается о чем-то, а потом, типа, ой, забудь. Как будто я действительно сейчас все забуду и не попытаюсь понять, что же ты собиралась сказать, прежде чем передумала.

– Ну, то, что я собиралась сказать, вроде как не мое дело.

– Ха! Ну да, конечно. Так, может, вернешься в прошлое и применишь ту же щепетильность к каждому принятому за последние полгода решению?

Она глубоко вдыхает и трет живот, который, кажется, заметно подрос за прошедшие пять дней.

– Ты злишься. Я понимаю.

– Злюсь? Кэти, до тебя моя жизнь была прекрасна. Не идеальна, но хороша. А потом явилась ты, и вот дом уже не дом, а какая-то полуночлежка вроде хостела. И отец не отец, а полуотец. И мама не мама, а знаешь кто? Та, что ушла. Исчезла. Как и моя жизнь, которую забрала ты , оставив взамен… не знаю, полутень меня самой. И теперь у тебя с моим полупапой будет вполне целый ребенок. И ты хочешь, чтобы я стала частью семьи? Спасибо, воздержусь.

На очередном съезде Кэти поворачивает, и вот мы уже едем по проселочной дороге. Какое-то время даже в тишине, избегая неуютной близости друг друга.

– Нравится тебе или нет, Мим, но ты нужна этой семье. Теперь еще сильнее, чем прежде. Иззи понадобится старшая сестра. Она бу…

– Я прочла письма. Те, где мама просит тебя о помощи.

Кэти умолкает – уже полдела. Вторая половина – пристыдить ее вусмерть.

– Она больна? – спрашиваю. – Она умирает?

Молчание.

Я качаю головой:

– Что бы ни случилось, она попросила тебя о помощи.

Могла хотя бы организовать ей чертов телевизор в комнате.

– Они все еще у тебя? – шепчет Кэти. – Письма?

– Могу спросить тебя о том же.

Она косится на меня. Виновато.

– Не совсем понимаю, о чем ты, Мим.

– Я о том, что три недели назад перестала получать письма. Такая неожиданность. Возвращаюсь со школы, а почтовый ящик уже пуст.

– И ты решила… что я прячу письма от твоей мамы? Мим, я бы никогда так не поступила.

– Ну да, конечно. Так же как ты никогда не предлагала перестать ей звонить. И как не запрещала мне навещать ее.

Кэти качает головой. На лице ее полное недоумение – признаю, она хороша, не ожидала такой первоклассной игры. Я вытаскиваю шестое письмо, единственное уцелевшее, и вытягиваю его словно олимпийский огонь: