Дэвид Арнольд - Москитолэнд

Фотка в моем кармане. Мой надломленный герой, мой рыцарь в синем нейлоне. Моя Новая Пангея. Его зовут Бек, он красивый, умный и добрый. Он бросает вызов моему духу и успокаивает все остальное. Бек учит меня, как стать лучше, и когда находишь того, кто так тебя вдохновляет, то держишься за него изо всех сил.

И последнее, что я скажу о нем: он мой друг. Знаю, звучит глупо, но я бы предпочла это чему угодно. В своей жизни я несколько раз лажала по крупному, но одна ошибка превзошла прочие. Избежать подобного так просто, что даже не верится, и так важно, что я напишу это прописными, подчеркнуто и курсивом.

Готова?

Вот.

НЕ СТОИТ НЕДООЦЕНИВАТЬ ЗНАЧИМОСТЬ ДРУЗЕЙ.

Боюсь, любые уточнения лишь принизят мощную простоту сего заявления. Так что пока все.

До связи,

Мэри Ирис Мэлоун,

ранняя пташка по совместительству

* * * * *

Не так много в мире зрелищ более удручающих, чем опустошенный дом твоего детства. Кофейный столик с тысячами отпечатков от стаканов исчез. Акварели, купленные у мошенника (серьезно) на улицах Парижа, исчезли. Перепачканное кресло, взявшееся неизвестно откуда, но нежно всеми любимое, исчезло. Нет мебели. Нет света. Нет жизни.

– Вряд ли внутри кто-то есть, – говорит Бек, подергав цифровой замок на дверной ручке.

Я отшатываюсь от переднего эркера безжизненного дома номер 18 по Мидоу-лейн и сглатываю ком в горле:

– Я просто… дом-то отличный, почему простаивает?

Бек подходит к табличке «ПРОДАЕТСЯ», засовывает одну руку в карман, затем другую.

– Твою же…

– Что такое?

Он бежит в грузовику и роется в своей сумке:

– Кажется, я забыл телефон в мотеле.

Я достаю из рюкзака собственный мобильник и шагаю к табличке:

– Бек, Бек, Бек. Ты бы и голову где-нибудь забыл, если б она не крепилась к телу

– В смысле руку?

Мы улыбаемся друг другу, вспоминая одну из наших первых бесед. Беку я б ни за что не призналась, но я думаю о ней как о нашем первом свидании, включающем ужин (яблоки) и представление (зажигательный танец Уолта во имя собранного кубика Рубика).

Я набираю номер с таблички, но никто не отвечает. Лгать по телефону достаточно сложно, но лгать по голосовой почте… Вряд ли мне доступен такой уровень мастерства. Я сбрасываю и проверяю список звонков. Я очищала его лишь раз, в Нэшвилле. С тех пор Кэти звонила шестьдесят восемь раз. (Стиви Уандер, наверное, заработал воспаление узелков горла.)

Уолт бродит туда-сюда, что-то бормоча под нос и разглядывая землю.

– Уолт, – зовет Бек, – ты в порядке?

Ноль реакции. Уолт уже на подъездной дорожке, бродит фигурными восьмерками, бормочет, смотрит под ноги и, едва я успеваю испугаться, не заболел ли он снова, вдруг замирает как вкопанный и вскидывает указательный палец:

– Нашел!

Он поднимает камень размером с софтбольный мяч, и мы с Беком переглядываемся.

– Уолт, – говорит Бек, – что ты делаешь, дружище?

А Уолт внезапно срывается с места и летит к входной двери.

– Нет, стой!

Слишком поздно. Одним плавным, но мощным движением он сбивает камнем цифровой замок вместе с дверной ручкой. Затем, я не шучу, оборачивается ко мне, кланяется до земли и жестом предлагает мне войти:

– Дамы вперед.

– Парень полон сюрпризов, – ухмыляется Бек, когда я прохожу мимо.

За порогом ноздри тут же наполняет знакомый мускусный запах, и вот… я дома. Чувствую руку Бека на своей, и хотя я рада его присутствию, его прикосновениям, но должна справиться в одиночку. Словно прочитав мои мысли, Бек слегка сжимает пальцы и отступает:

– Мы быстренько скатаемся до мотеля. Проверим, там ли мой телефон. Все нормально?

Я киваю:

– Вы вернетесь?

– Обязательно. – Он легонько меня обнимает, затем обхватывает рукой Уолта и выводит его за дверь.

Помню, как однажды услышала, мол, участок мозга, отвечающий за обоняние, расположен рядом с участком, где хранятся воспоминания. И выходит, что человек в самом деле может унюхать прошлое. (Вероятно, Бек прав. Наверное, наши загадочно-чудесные тела и правда божественны.)

Стоя в одиночестве посреди своей старой гостиной, я вдруг понимаю, что безумно хочу кешью и кровавых видеоигр. И вспоминаю…

Как-то на Рождество, много лет назад, мама с чего-то вдруг помешалась на восемнадцатом веке и решила украсить елку настоящими свечами вместо электрических гирлянд. Дерево сгорело, испепелив заодно ковер и оставив после себя своеобразный и не то чтобы совсем противный мускусно-сосновый аромат. В то же Рождество я получила новую «PlayStation» и распробовала, насколько вкусны кешью.