И он идет к Уолту смотреть телик, оставив меня с мыслями об «изловчившемся» Беке Ван Бюрене. В душе. Под струями воды. Влажном, намыленном и…
«Соберись, Мэлоун».
Следующие несколько минут мы слушаем, как Уолт расхваливает старый эпизод «Я люблю Люси». Телефон Бека звонит, и, пока он разговаривает на улице, я решаю принять душ-из-Шира.
От идеала он далек, то есть приходится все время горбиться, и вода не такая горячая, как хотелось бы, но это душ, и я рада. Помывшись, я натягиваю последнюю свою чистую одежду, включая мамину старую футболку с «Led Zeppelin». Влезаю в заляпанные джинсы и, глядя в запотевшее зеркало, как могу привожу волосы в порядок. После нескольких сражений получается почти сносно. Похоже, стрижка и правда помогла. Скорее лихая, чем модная, но все же… неплохая. Я снова изучаю свое лицо.
Могло быть и лучше: челюсть, нос, скулы – слишком Пикассо.
Могло быть и хуже: люди платят миллионы за Пикассо.
«Миллионы, Мим. Ты стоишь миллионы».
Открывая дверь в комнату, я уже не чувствую себя полным дерьмом, что говорит о многом.
– Ребят, а не стоит ли нам переку…
Люси в телевизоре лопает виноград на винограднике, но никто не смотрит. Номер пуст.
Босыми ступнями шлепаю по ковру к окну (избегая пятен, будто мин) и выглядываю за занавески. Грузовик исчез. Бек и Уолт уехали. Уехали. Убираю руку, и за на веска опускается на место. «Они уехали» . Мысль неподъемной ношей опускается на плечи и, точно якорь, опускается все глубже, на самое дно Мим. «Они уехали». Локти тяжелеют. Ладони, бедра. Бедра, колени, ступни, тяжелеют, тяжелеют, тяжелеют. «Они уехали». Я погружаюсь в себя, на дно под этой невыносимой тяжестью. Это океан. «Они…»
Дверь открывается.
– Эй, эй.
У Уолта в руках пластиковый пакет, у Бека за его спиной – еще один. Уолт садится на кровать, вытаскивает какое-то фастфудное комбо и «Маунтин Дью» и смеется, когда Люси затевают драку с какой-то другой леди в виноградном чане.
– Мы проголодались, – говорит Бек, копаясь в пакете. – Скатались в закусочную на заправке. Надеюсь, ты любишь говяди… – Он поднимает взгляд и осекается. И хотя я знаю все выражения его лица, это новое. – Ты… чудесно выглядишь, Мим.
Улыбка зарождается в моем животе. Затем растет, вьется по через грудь, руки, плечи и шею и только потом расцветает на губах. Я нахожу единственное слово между тем, что хочу сказать, и тем, что сказать должна:
– Спасибо.
После ужина Бек решает принять душ (сглатываю), а Уолт быстро засыпает. Я убавляю звук телика и устраиваюсь на диване. Начинается еще одна серия «Люси». Наконец из ванной выходит Бек в чистой серой футболке с треугольным вырезом и джинсах. Его волосы мокрые, и хотя я изо всех сил стараюсь не представлять его в душе, «изловчившегося» и все такое, получается паршиво.
– Я не так часто смотрю этот сериал, – говорит Бек, – но цыпочка, похоже, ходячая катастрофа. – Люси на экране размазывает шоколад по рубашке. – В общем, не понимаю, в чем прикол.
– Ну это такой… сексуальный фарс?
Обескураженный Бек смотрит на экран. Теперь у Люси полон рот конфет, будто у бурундука, запасающегося на зиму.
Шоколадный бурундук.
– Это, типа, сексуально? – Бек ставит телефон на зарядку и кладет на тумбочку.
– Ну да, я тоже не до конца понимаю. Наверное, в пятидесятые большинство девушек исключительно расхаживали с книгами на голове и пекли пироги. Ну и, полагаю, коленки тогда считались сексуальными.
– Коленки?
Я киваю:
– И Люси частенько ими сверкает… коленками.
Бек пересекает комнату и тянется к выключателю:
– Тебе свет не нужен?
Я качаю головой, зеваю и поджимаю под себя ноги. В темноте он садится рядом, и мы вместе смотрим на забытое искусство Люсиль Болл, пока я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не наброситься на Бека с поцелуями.
– Ты когда-нибудь замечала, что в номерах всех мотелей пахнет одинаково? – спрашивает он.
Ну точно, они бы с мамой поладили.
– Башмачками моли, – говорю я.
– Что?
– Мама в молодости путешествовала автостопом по Европе.
– Ух ты, правда?
– Она британка.
– Ого.
– Ого-ничего. Это по-прежнему круто.
– Ну да. В смысле, конечно. Круто.
– В общем, она останавливалась в куче хостелов и говорила, что все они пахли одинаково. Башмачками моли.
Бек принюхивается:
– Да, именно ими.
Уолтер храпит, как товарный поезд, но мы слишком уставшие для смеха.
– Кстати о мамах, – вздыхает Бек. – Я своей рассказал. По телефону. Только что… то есть вот недавно.
Читать дальше