Александра Сашнева - Танго с ветром

И Соня думает.

На белом коне. Рыцарь на белом коне. Конь Блед. Любовь всегда смерть. Просто смерть — когда она одна на двоих — делает любовь садом, а двоих делает чем-то большим. Их становится трое, четверо, пятеро, и они все — одно целое. А другая смерть, когда она уготована одному — жертве, тому кто должен жить жизнью охотника, не родит сада и яблок. Родит червей и демонов.

И Соня чувствует, что она очень близка к пониманию чего-то очень важного. Это понимание рядом, совсем близко.

Это было в гостинице под новый год. Они приехали с Вадиком на конкурс. Отношения с Вадимом стремительно приближались к финишу, а она цеплялась за них скорее из убеждения, что они должна быть вместе, раз уж так встретились, что если они начали жить вместе, то и умереть должны вместе. Она была уверена тогда, что это необсуждаемое решение, что если Вадик с ней, то это и его решение. А иначе зачем быть с ней? Какой смысл?

Соня выходит из лифта, идет по коридору и вдруг видит Вадима и Альбину. Они обнимаются, и Вадим собирается поцеловать Альбину. И он смотрит на нее так… Почему он никогда не смотрел так на нее, на Соню? Почему он всегда обращается с ней, как с чем-то, что само собой разумеется?

Соня несет в руке чертовы пирожные, и она даже сама не знает, почему ее рука швыряет пирожные в лицо Альбине. Так получилось.

— Какого черта вы тут делаете? Что за долбанный адюльтер?

Соня выкрикивает фразу и удивляется, почему у нее такой противный сдавленный голос.

И они оба смотрят на нее со скукой. С чертовой скукой и досадой. Альбина достает салфетку из сумочки и вытирает лицо.

Они переглядываются, и Альбина уходит.

— Я буду в баре, — бросает она на прощание.

— Почему ты никогда так не смотрел на меня? — Соня взрывается слезами и бросается в номер. Она начинает собирать вещи.

— Вот тварь, — Вадим вышвыривает изо рта дротики резких фраз, и они втыкаются в спину Соне. — Зачем ты это сделала? Ты же обещала!

— Я не обещала тебе помочь меня убить! Я обещала тебе жить с тобой!

Вадим замахивается на Соню, но она хватает со столика штопор и так смотрит на Вадима, что он опускает руку.

— Положила штопор! Быстро положила штопор.

Но Соня взмахивает им и втыкает себе в руку.

— Только подойди! — говорит она уже спокойно.

Боль успокоила ее ярость и превратила ее в решимость.

Вадим усмехается.

— Я не дам тебе испортить мою карьеру. Завтра мы должны выступить, а послезавтра, если хочешь, катись! Я думал, ты умная, а ты — обычная ревнивая сучка. Я устал подтирать твое говно. Просто устал. Почему ты не можешь сделать вид, что ничего не заметила?

Он неожиданно подходит к Соне и хватает ее за подбородок.

— Пусти, — Соня отступает и бежит в туалет, ее тошнит, что-то в желудке, что-то чужое сидит в ее желудке и не дает жить, не дает дышать.

Из руки бежит кровь, полосы крови на белом фаянсе унитаза.

Соне снится сон: она в яйце. Ей тесно, яйцо давит. Там, во сне, Соня успевает понять, что жизнь — это несколько последовательных яиц. Ты растешь, пока не упрешься в очередную стенку, потом ты ломаешь ее и, родившись снова, живешь дальше. Пока твоя последняя скорлупа не выпустит тебя в великую пустоту. Но бывает, что человек умирает раньше, не сумев сломать очередной скорлупы. Тогда его яйцо становится тухлым.

А если ты сам не можешь пробить свое яйцо, то тебе нужен кто-то.

В следующем кадре Соня уже держит яйцо в руке и собирается его сварить вкрутую, но неожиданно в ее комнату входит демон и стреляет в нее из «Шмайсера». Но Соня не умирает, ее кожа лопается и оказывается очередной скорлупой, из которой Соня выходит огромной и теперь вокруг нее не комната, а огромная зеленая степь и море, и белая лошадь ест белые ромашки.

Утро. Вернее, уже давно не утро. Полдень. Солнце бьет в окно щедрыми лучами, но в небе тревожность.

Соня спускается по лестнице и проходит к столу. Она наливает себе чай. Внутри Сони натянутая струна. Или три струны, или четыре. Диссонирующий аккорд звенит и не прекращается в ней. В нем явственно проступает уменьшенное трезвучие.

Подходит Петровна.

Соня смотрит на струйку чая. Детали захватывают ее мозг. И время пропадает в этих деталях. Она даже не слышит, как подходит Петровна.

— А ты чего не поехала?