Мастер Чэнь - Магазин путешествий Мастера Чэня

Все эти дни над толпой звучал голос Фредди Агилероса. И на серии грандиозных концертов после победы тоже звучал его голос. И стадионы ревели. Женщины смотрели на него снизу вверх и вытирали слезы.

Позже я разобрался, что, хотя Фредди и писал песни, ставшие потом гимном революции, вообще-то по характеру он не был бунтовщиком, в отличие, допустим, от королевы революционного гламура Тесс де Вега, сестры самого богатого человека Филиппин. Она фурией вторгалась на трибуны над толпой, а прославилась тем, что подогнала восставшему народу грузовик кока-колы (с одной из фабрик своего брата) и, что всех поразило, грузовик льда: кока-кола должна быть холодной. Грузовики пошли, конечно, на стройматериал для баррикад, зато рекламные надписи на их боках навечно впечатались в фотохроники праздника народной воли.

Тесс де Вега также стала известна тем, что через год подала в суд на журналиста из «Манила кроникл», который приписал ей великую фразу: «Революция лучше всякого кокаина»; и даже выиграла.

Так вот, Фредди… он не сочинял революционных песен. Он просто был там, среди народа, и пел свои длинные звенящие баллады, наполнявшиеся среди колышущейся толпы неожиданным новым смыслом. Да, пел и ту самую знаменитую «Анак», потому что кто же из революционеров не думал о том, что дома ждет маленький сын, чья жизнь должна быть лучше, чем у отца.

Фредди, как это часто бывает с народными героями, был совсем не с рисового поля и не с фабрики кокосового масла. Он был сыном бессменного мэра города Олонгапо, а писать песни начал, когда учился в очень неплохом университете.

Но каким-то чутьем он всегда угадывал то, что думает очень простой филиппинец, причем еще до того, как до самого филиппинца эти мысли доходили. Вот, скажем, Маркос – он был, конечно, очевидным объектом народного гнева, все верили, что он воровал миллиардами. Оценки уворованного в какой-то момент странно совпали с размером внешнего долга Филиппин (вернуть ворованное – и будет новая жизнь), и тут некоторые задумались: как-то уж слишком просто все получается.

Насколько я знаю, никаких миллиардов Маркоса до сих пор не нашли, а гораздо меньшие конфискованные суммы до сих пор оспариваются адвокатами… Да и вообще филиппинцы из числа революционеров (то есть столичных жителей) постепенно обнаружили, что за чертой Манилы Маркоса все равно уважают, хотя бы потому, что он был единственный президент страны, при котором жить сначала стало заметно лучше.

Но куда больше Манила ненавидела первую леди, когда-то девушку из очень бедной семьи с безнадежного острова Самар. В президентском дворце после революции часть помещений превратили в музей – то была гардеробная комната Имельды Маркос, где стояли ее туфли. Три тысячи пар, или три сотни… и почему когда-то бедные девушки всю жизнь потом испытывают особые чувства именно к хорошей обуви?

Так вот, Фредди написал песню не про Фердинанда, а про Имельду Маркос. И это была очень тихая песня, там он говорил: Имельда, мы все смотрим на тебя – твоя жизнь как кино или книга по истории, и нам так грустно, не знаем, что и думать про тебя.

Филиппинцы вообще-то от природы очень добрые ребята, но в слова их доброту превращают, как и у других народов, поэты и музыканты. Имельду скоро простили. Да и вообще в те дни, когда я появился в Маниле, о революции уже говорили разве что с усмешкой. Какая там революция, если раньше была группа корпораций, близких к семье Маркоса, а сейчас правит группа корпораций, близких к брату новой президентши и к Америке? Нам-то что от этого?

Пожалуй, если от тех бурных дней что-то в душах людей и осталось в неизменности, так это любовь к золотому голосу Филиппин, к Фредди, который думал и говорил так, как думали и говорили тогда все.

Но вот за деревянными стенами клуба, который Фредди себе купил в последние годы, уже ночь, сейчас он будет петь, а народа в зале нет. И тут добавить нечего.

Нашел я его просто – через отель: задал на стойке вопрос, где можно его услышать.

– Да его собственный клуб за три квартала отсюда! – порадовали меня. – Заказать вам билет?

Замирая, я рискнул попросить четыре билета, для всей нашей компании. Первый тревожный сигнал насчет того, что сегодня – это не вчера, я уловил, когда даже и четыре билета были заказаны без труда. И спросил: а как у него дела?

Мальчик в белом мундире с золотыми пуговицами чуть сморщился:

– Ну, вы знаете… Он, конечно, не бедный, и песня про сына до сих пор звучит везде, а это опять же деньги…