Мастер Чэнь - Магазин путешествий Мастера Чэня

Это все-таки, скорее, человек, просто он давно умер. И в нем много человеческого, он пытается жить и нести добро, пока не рассердится. Вот история о девушке, которая погибла в Бангкоке, а семья в деревне об этом не знала; уже в виде мэнака она вернулась домой, готовила для мужа и детей еду, стирала, заботилась о них, и ничего бы не произошло, если бы муж однажды не под– смотрел, как она… Оглядывается, видит, что вроде бы никого поблизости нет, и вытягивает руку на три метра, чтобы взять с полки лайм для настоящего, вкусного том яма.

В отеле все было спокойно, я увидел русую голову Аллы под зонтиком – вот она повернула эту голову, все хорошо… И тут мне вспомнилась еще одна фраза этой замечательно наблюдательной дамы: что-то ведь она сказала, насчет того, что служащие отеля из-за этих дождей какие-то сонные?

Они все знают? Или чувствуют?

Молотки из затянутого рогожей крыла оте– ля начинают, после перерыва, звучать снова. И я сворачиваю с прямой линии, ведущей меня по газону к зонтику и Алле, отправляясь к этому самому стуку и драпировкам. И первое, жуткое, сбивающее с ног – это запах здесь, в нескольких вычищенных, как рыба от внутренностей, комнатах.

Штукатурка стен, сваленная в кучу на полу, в бурых пятнах и потеках. И два участка стен, еще не ободранных. Что-то расплесканное по ним, багрово-лиловое, летающие вокруг мухи.

И тайские рабочие с лицами, завязанными платками по самые глаза – как замороженные, машут мне рукой и продолжают свое тюк-тюк по этим кошмарным стенам.

Пятнадцать метров до того места, где мы с Аллой лежали по утрам все эти дни. Всего пятнадцать метров.

– Я о многом думала, пока тут валялась, – поприветствовала меня она. – Например, что стала лучше относиться к собственной толстой заднице. Раз уж тебе она так явно нравится.

– Хорошо! Еще что-то?

– Конечно. Я решила, что у вас, христиан, очень добрая религия. Потому что мы тут предавались все эти дни как минимум двум смертным грехам, чередуя их. И ничего. Нас, по идее, должен был поразить какой-нибудь архангел с мечом. Или это мне индульгенция за московские страдания и, я не боюсь этого слова, погромы?

– Кстати, да, – сказал я, думая о своем. – Но на нас наслали потоп, вообще-то… Архангел же – ну, мог еще не прилететь… Он задерживается…

Сейчас, вспоминая тот день, я снова и снова думаю: нельзя было так рисковать, надо было схватить эту Аллу в охапку и нестись куда угодно, только подальше. Ведь это чудо, что ни с кем из нас в итоге ничего не случилось.

Но тогда я решил проявить выдержку. У меня были даже некоторые основания к тому.

Мэнаки, как я понял, совсем не пхи и не асванги – ночь для них ничего особенного не значит. Нам оставалась последняя ночь, и…

И раз за все эти дни ничего не случилось…

Ведь правда же – оно могло сделать что угодно все эти дни и ночи. Значит, оно чего-то ждет?

Я даже знал чего. Но вода еще не превратила город в изолированный остров. Еще было время. Меньше суток – должно хватить.

– Странный рай, – сказала Алла. – Дождливый. Теплый. Сырой. Теперь я знаю, какой он. И какого же черта я сижу там… Жизнь – она здесь.

– Ага, вот эти вороватые белко-хомяки с деревьев, зазеваешься – растащат всю картошку с тарелки. И будут бороться за нее со скворцами. Всюду жизнь.

– Да ладно эти – вон, муравьи. Слушай, я люблю здесь каждого муравья. Им и дождь нипочем…

– Из местных легенд: жил-был новый русский. Приехал в Таиланд. Укушался виски, утомился, упал на дорожку в саду. Десять минут – уже доели муравьи. Остались тапочки, шорты и часы от Патека Филиппа.

Мы шли на вечернюю прогулку, сверху нависала гордая башня «Хилтона», виднелись грустные лица, обращенные к нам с балконов. Собственно, это был еще не совсем вечер, а время розовых облаков (если бы было солнце), час между птицей и мышью. Сейчас птицы дико орут все сразу на дереве у ворот с охранником, обсуждая уходящий день, мыши молча чертят свой размытый зигзаг в воздухе, тренируются – а потом, когда спускается тьма, овладевают ночью.

«Если мы уедем отсюда без труда, то – наверное – будет потом уже некуда возвращаться», – подумал я. И посмотрел на белые магнолии на фоне черепицы цвета подосиновика, на сплошные балюстрады вдоль всего фасада, плавный излом крыльев здания. Каждое дерево и куст с табличкой, вот на ближайшем – «Рангунский вьюнок».

А там, на севере страны, вода продолжала заливать городские кварталы и деревни вместе с рисовыми полями. Бангкок с его дамбами и водосбросами в целом держался, заслоняя собой аэропорт Суварнабхуми.