Александр Аннин - Бабушка

И с того дня что-то всколыхнулось на нашей Курлы-Мурлы, пришли в движение неведомые доселе шестеренки, а за ними — целые механизмы перемен… Свершались давние мечты. Глядя на злобно-веселые хлопоты Лаптевых — с ядреными прибаутками чуть на весь квартал и треском ломающейся мебели («стронули диван-то, он и посыпался!»), глядя на этих новых людей, еще вчера — таких же, как все, а уже сегодня — счастливых, обретших вожделенную квартиру со всеми удобствами и даже с балконом, слушая их задорный, со звонкими матюгами, прощальный гвалт, другие наши соседи — стариковская чета Мазиных, что справа от бабушки, наконец-то решились: меняем дом на квартиру в микрорайоне! И очень быстро нашлось для них угодное во всех смыслах предложение…

Мне нравилось бывать с бабушкой у стариков Мазиных (сейчас, по прошествии почти полувека, я вспоминаю этих добродушных, каких-то старорежимных супругов и прихожу к выводу, что не такими уж и старыми они были, лет по шестьдесят обоим, хоть и звали его «Дед Мазай», а ее — «Мазаиха»). Дед Мазай ходил по дому в толстом цветастом халате до пят, на седовласой, вихрастой голове его вечно торчал ночной колпак со свисающей кисточкой — Дед Мазай называл его «турецкой феской». Дебелым лицом своим он сильно смахивал на дедушку Крылова с картинки в детской книжке, только Дед Мазай был добрым, а Крылов — нет. Этот вреднющий дедушка Крылов взял да написал кучу басен про всяких придуманных им глупых, жадных и скучающих от безделья зверей, которые постоянно «докоряли» друг друга. А теперь взрослые мучают мальчиков и девочек, заставляют долдонить эти самые басни наизусть. Хотя все понимают, что звери — совсем другие, а не такие, как в баснях. Звери очень хорошие.

У Мазиных была изящная, дореволюционная чайная посуда, расписанная ангелами и всякими деревьями; Мазаиха аккуратно ставила витиеватые, ромашкой, блюдечки на стол, следом — чашечки, похожие на вазы, тусклые витые ложечки… Кусковой прозрачный сахар они кололи щипчиками, а на стенах висели старинные картины про море и фотографии родных «упокойников». Но самое удивительное, Мазины совершенно естественным образом считали меня… за человека! За такого же гостя, как взрослые, а старик Мазай, если память меня не подводит, даже обращался ко мне на вы: «Нуте-с, юноша…»

И вот Мазины в том же 1970-м поменяли свой «убористый», как говорила бабушка, то есть — компактный и ладный синенький домик, на двухкомнатную квартиру в микрорайоне (это заветное — «квартира в микрорайоне!» — произносилось на Курлы-Мурлы с благоговейным восторгом, с придыханием). Потому что квартира в микрорайоне — это совершенно другая жизнь, в которой нет забот и хлопот, где вода сама течет из крана — повернул вентиль, и — вот она, сколько хочешь! И горячая, и холодная. Где одинаково тепло во всякое время года, хоть в стужу, хоть в слякоть, и от пола не веет сырой землей подпола… Где газовая плита с духовкой, в которой еда сама готовится, знай только накладывай ее на сковородку или в кастрюлю. Вот это жизнь! Ухайдакался на заводе, пришел домой — и все, отмучился-отстрелялся, читай себе книжки или футбол смотри по телевизору.

Как можно променять квартиру в микрорайоне, да еще двухкомнатную, да в четырехэтажном доме с окнами на главную улицу, с продуктовым магазином на первом этаже, с автобусной остановкой под окном… Как можно по своей охотке променять все это благолепие на деревянную хатку из проеденных жучком бревен, с крохотным участком, над которым высился, правда, огромный развесистый каштан — единственное неоспоримое достоинство, делавшее приземистую Мазинскую избу очень даже неплохим приобретением (с моей, понятное дело, точки зрения).

Но — променяли какие-то любители забот и хлопот. Кто ж это такие, скажите на милость? Кого принесло к нам из микрорайона?

Да вот они — Князевы, задорные, крепкие люди, с душой нараспашку. Не приставучие, не занудные — то есть, по тогдашнему курлы-мурловскому выражению, не «на я нистые». Они сразу со всеми нами перезнакомились, всем приглянулись: неугомонные тетя Марина с дядей Мишей и двое их сыновей — Пашка и Ленька, один — на четыре, другой — на два года меня старше. Братья Князевы уже ходили в школу, во второй и четвертый класс, и были в моих глазах людьми, много чего повидавшими и испытавшими в их такой длинной, бесконечно длинней моей, уже почти взрослой жизни.

— Ты зачем же, Миша, квартиру-то отдал? — допытывалась у нового соседа бабушка. — Там ведь газ, вода, удобства…