Сергей Довлатов - Русские цветы зла

56. Опять мимо!

57. О неприятном — потом.

58. Чудак-человек.

59. Миша, ужин на столе.

60. Внезапные откровения Игоря Андреевича.

61. Что сделано — то сделано.

62. Устройте так, чтобы я его больше не видел.

63. Томление духа или погоня за ветром.

64. Снова реплики и умолчания.

65. Снова бессонница и тревога.

66. Заманчивое предложение.

67. От пятницы до воскресенья.

68. Нет, вы уж теперь, пожалуйста, помолчите.

69. Одно неприятное поручение.

70. Александр Маркович, а мы к Вам!

71. Вечер телефонных звонков.

72. Нас счастье ищет, а найти не может.

73. Жан-Пьер делает выбор.

74. Алексеев волновался не зря.

75. Анна Арнольдовна предостерегает.

76. И в Париже люди живут.

77. И хочется, и колется…

78. Не провожайте, мне не далеко.

79. Неужели наступит лето?

80. Вопрос лишь в том, кто выпил молоко.

81. Крадемся на кошачьих лапах, распространяя трупный запах.

82. Не по чину берешь, Розвальнев.

83. Дедушке стало хуже.

84. Поэзия — она, брат, повсюду.

85. Не то свадьба, не то поминки.

86. Ox уж эти противоречия.

87. Пока сам не убедишься, помалкивай.

88. Устами младенца.

89. Мисюсь не Мисюсь — но что-то есть.

90. Как будто ветер с четырех сторон.

91. Не уследишь — обязательно вляпается.

92. Есть много, друг Гораций, различных ситуаций.

93. В этом же месте и в это же время.

94. И виждь, и внемли.

95. — Неправда. Вы не любите и никогда не любили его, — неожиданно произнес все это время молчавший Кузьмин, — вы выдумали это, чтобы только мучить и себя, и его…

96. — Катитесь вы все с вашими утешениями знаете куда! — вспыхнула Надя, и было видно, что вся горечь и боль, все страшное напряжение последних дней…

97. — Вам некуда торопиться. Вас там ждут меньше всего, можете мне поверить. — Микки встал, закурил, подошел к окну, не оборачиваясь, повторил: Вам некуда торопиться.

98. — Олег, я давно ищу случая поговорить с тобой. Скажи мне, что произошло? Ты стал какой-то… Ну какой-то… Не знаю — какой-то не такой. О чем ты все время думаешь? Я все время ловлю себя на ощущении, что вот ты здесь — и тебя нет.

Что с тобой? Я измучилась. Я теряюсь в догадках. Ты что-то от меня скрываешь. Ты думаешь, я не вижу?

Что случилось? Ну что случилось? — Света подошла к нему вплотную, положила руки ему на плечи, заглянула в глаза.

99. — Пацаны! Айда раков ловить! — звонко закричал Вадька, самый младший из Веденяпиных.

— Хорош орать-то! Не видишь, что ли? — строго осадил его рассудительный Славик, который хотя и был всего на полтора года старше брата, но уже чувствовал себя взрослым и степенным мужиком и хозяином в доме.

100. — Верк, а Верк!

— Ну чего тебе?

— Верк, давай, а?

— Вот дурак-то!

— А чего, Верк?

— Да отстань ты. Не видишь, что ли, — все руки в мыле?

Вера отвернулась, пряча улыбку. — Вот дурак-то, — ласково повторила она. Но уже тихо.

101.-А не потрафишь чем — опять ногой в зубы. Все тело, бывало, исщиплет. Озорная была, царствие ей небесное. — Баба Катя перекрестилась, захотела еще что-то добавить, но передумала и надолго замолчала.

102. Через несколько дней между нами установился тот особый уровень взаимопонимания, когда и вопросы казались излишними, и молчание казалось многозначным и нисколько не тягостным.

103. Невольно вскрикнув от внезапной боли, он повернулся на спину, затих…

И все вокруг затихло. Тишину

Ничто не нарушало, кроме капель

Дождя и голосов на переправе,

Торгующихся с лодочником. Тот,

Ссылаясь, очевидно, на погоду,

Накинуть требовал. Другие голоса

С ним спорили. И эта перебранка

Не кончится, казалось, никогда.

Потом он снова потерял сознанье.

И сколько так он пролежал — минуту,

Неделю, год, столетие — никто

Сказать не может. Но сияло солнце,

Когда он вновь открыл глаза и понял,

Что вновь родился…

Крушение было назначено на тринадцать часов. Оставалось два с половиной, но, как сейчас помню, время это растянулось очень надолго. Тогда мне показалось, что прошло целое лето. Впрочем, растягивать времена — это обычное состояние людей, обреченных смерти, тем более, если на эту смерть они обрекают себя добровольно. В этом есть некоторое наслаждение и чудовищная развязность обывателя.

Вагон, в который всех нас поместили, выглядел, пожалуй что, довольно чисто: глаженые шторки на окнах, содержательные пейзажи за окнами; мелькание пальм, синего моря, часовен, степей, акведуков — словом, всего, чего может пожелать усталый взгляд путешественника и что не даст ему ни расслабиться до конца, ни вновь напрячь свой блуждающий ум.