Владислав Артемов - Император

И для Бермудеса пояснил:

— Мне по инструкции спирт полагается. Сто пятьдесят в день. Вроде как фронтовые.

— Обжечься можно с непривычки. Навык нужен. — Настя оценивающе поглядела на Бермудеса. — У нас медицинский.

— Налей, сестра! — сказал Игорь Борисович. — Навык имеется. Лучше нет, милочка, чем медицинский спирт!

Бермудес после общения с красивой Настей и особенно в предвкушении выпивки заметно повеселел. Кругообразно потирал ладони, точно умывал руки. Бубенцов сходил к холодильнику, извлёк домашние котлеты, которые накануне принесла Вера. Холодный хлеб, помидоры, минералку. Кефир, подержав в руке, вернул на место.

Тем временем Настя вкатила столик. На нижней полке позвякивали хромированные инструменты, перекатывались ампулы, теснились мензурки, на марлевых салфетках лежали использованные шприцы. Верхняя же поверхность накрыта была хотя на скорую руку, но с изысканной заботливостью. Две стограммовые бутылочки спирта, которые в народе называют «фуфырики». Два куска ржаного хлеба. Две мензурки из толстого зелёного стекла с вертикальной осью, расчерченной горизонтальными делениями.

— Худо, милочка! Поросюк опять попал, — сказал Бермудес, покосившись на мензурки. Потянулся к бутылочке, долил спирту до краёв. — Покалечили Тараса. В Махачкале.

— Педики?

— Если бы!.. Ну, будем!

Выпили, подышали, запили минералкой. Игорь Борисович пережевал котлету, продолжил:

— Если бы педики!.. В Махачкале, душа моя, нарвались на чужую свадьбу. Адрес перепутали. Не стоило, конечно, перед выступлением пить! Сколько зарекались! По сценарию скандал планировался в доме рыбнадзора. А Тарас на местного бая налетел. По соседству. Тот сына женил. Ты бы видел этого бая! Глаза навыкате, пальцы в перстнях. Поначалу, когда Поросюк взялся тост произносить, никто не врубился. Тарас невесту назвал солдатской подстилкой. Как комплимент. Имел в виду, что красивая, никто мимо не пройдёт. Тихо, правда, стало. Но подумали, микрофон барахлит. А как на самого бая попёр... Глохни, говорит, жаба камышовая!.. Ты бы видел. Шестьсот человек гостей. Отвянь, говорит, жаба! Тарас умеет сказать. Тишина настала такая. Шестьсот человек. Организм у меня сбой дал. Пришлось срочно в огород бежать. Это меня, можно сказать, спасло...

— Жаба камышовая? Остроумно.

— Как тебе сказать? Мы окраинами из Махачкалы выходили. Ни зги не видать, за спиной собаки. Поросюк стонет, волоку его...

Бермудес с удовольствием ел домашние котлетки, обдирал мандарины.

— А уж по Украине поколесили! Вор на воре! За еду, считай, работали. В Кобыляках гранату кидали в нас, в цирке местном. С юмором у них там стало туговато. Всего не перескажешь, чего хлебнули, милочка. Я с Тарасом больше не могу. На стройку поеду, завербовался. — Бермудес кивнул на рюкзак. — За границу.

— На стройку?

— Архитектурный проект, душа моя! Всемирный масштаб!.. Айда со мной!

— Нет, Игорь, — вздохнул Бубенцов. — Слишком серьёзные дела. Сам видишь, что со страной происходит. Надо решать проблемы. Таким огромным царством управлять — это тебе не... Это тебе не...

А что «это тебе не», придумать не мог. Лицо Игоря Борисовича вдруг омрачилось, опечалилось. Озабоченное и как будто виноватое выражение показалось в глазах. Он заторопился, поднялся, взглянул на часы:

— Однако мне пора! Ну, стремянную!

Бермудес стоя допил остатки, махнул рукою, направился к двери. Распахнул, обернулся из коридора:

— Прощай, Бубен! Далось тебе это царство! Возвращался бы ты, милочка, к прежней жизни!

Как будто мысли самого Бубенцова прочитал и высказал вслух Игорь Борисович. Думал, думал об этом Ерошка Бубенцов. Давно думал. Как ему вызволиться из вязкого плена, из державных оков. Конечно, жаль было расставаться и с царской короной, и с неограниченной властью, к которой привык. Как жить без установленного распорядка? Как обходиться без знаков внимания и почитания? А как отказаться от государственного обеспечения? Когда живёшь на всём готовеньком и не надо думать о хлебе насущном. Разве легко решиться? Отречься от своего я, от крови своей, а значит, и от той высокой миссии, которую возложила на него судьба. Стать обыкновенным, незаметным, рядовым человеком. Одним из миллионов двуногих тварей. Не глядеть ни в какие Наполеоны! И тогда свалится с его плеч и сердца непомерный груз ответственности за людей, за страну, за весь мир. Закроются все его личные дела. И никому не станет он нужен.

А с другой стороны — кто же отпустит его?