Какие у пациента показатели жизненных функций? Есть ли у него аллергия? Есть ли история болезни, а также данные об осмотрах за последние три дня, и прикреплены ли они к ее медкарте? Были ли вещи пациента сложены в надежном месте? Последний вопрос кажется не таким уж и важным. В конце концов, Шейла может умереть прямо на операционном столе. Неужели так важно, что потом станет с ее одеждой? Даже посреди катастрофы не следует забывать о самых заурядных деталях. Это служит мне напоминанием о том, что жизнь продолжается, несмотря ни на что.
Один из самых странных случаев, произошедших со мной в больнице, также был связан с вещами пациента – вернее, с одной очень и очень личной вещью. В восемь утра, в самом начале смены я зашла в палату к пациентке – до этого момента я ни разу не встречалась ни с ней, ни с ее родными. Худая высокая женщина с очень короткой стрижкой протянула мне контейнер для зубных протезов с пластиковой крышкой на нем со словами: «Это не ее зубы!»
В больнице я всегда стараюсь сохранять терпение, однако порой все равно выхожу из себя, когда мне хамят, и это был один из таких случаев. Я нахмурила брови. «Это не ее зубы!» – повторила женщина, тыкая в меня контейнером для зубных протезов.
– Простите?
– Ее отправили вниз на КТ, а потом она вернулась в свою палату, и это не ее зубы!
Она повторила это уже в третий раз.
– А вы, простите, кто?
– Ее дочь.
Тут заговорила стоявшая с ней женщина, более плотная и не такая высокая: «Я тоже ее дочь, и это определенно не ее зубы!» Сразу после этого пришли с обходом врачи – их было шестеро. Я мало что узнала из отчета, однако, как только врачи начали обсуждать между собой пациента, стало ясно, что этой женщине за восемьдесят осталось недолго. Кроме того, она была в полубессознательном состоянии.
Так что я решила отложить мысли о ее зубных протезах подальше. Они вряд ли ей еще понадобятся. После этого я стала заниматься своими привычными делами, которых, по правде говоря, в тот день оказалось несколько больше, чем обычно: телефон не переставая звонил, то и дело возникали недопонимания, на разрешение которых уходило немало времени, я давала пациентам лекарства и, если уж быть совсем честной, занималась жизнями людей, которых еще можно было спасти.
Позже в тот день дочь умирающей пациентки разыскала меня, чтобы подробно описать, чем вставная челюсть в контейнере отличалась от протеза, который носила ее мать. Клыки были слишком длинными, а резцы слишком короткими – ну, или наоборот, я уже точно не помню. Я позвонила в кабинет компьютерной томографии и спросила, не забывал ли у них кто-нибудь вставную челюсть. Они отреагировали на этот вопрос так, словно я была сумасшедшей. Кроме того, этой пациентке томографию делали за день до этого, и персонал сегодня полностью сменился. Никто из присутствовавших тогда не видел пациентку, которой делали КТ в предыдущий день. Узнав об этом и поразмыслив над ситуацией, я задумалась о том, почему про перепутанные зубные протезы не спросили у дежурившей ночью медсестры. Возможно, к тому времени, когда пациентка вернулась к себе в палату после томографии, ее родные уже уехали домой.
Наконец, ближе к концу дежурства, у меня появилась возможность поговорить со старшей медсестрой смены, которая специально просила нас держать ее в курсе любых возникающих проблем. Она, в свою очередь, поговорила с главной медсестрой, ответственной за всю больницу. Ее рассуждения не помогли нам найти зубы, однако были довольно рациональными: «Ничего не понимаю, – сказала она. – У нас что, в отделении КТ стоит полка, где пациенты оставляют свои вставные зубы перед процедурой, которые персонал потом иногда путает местами и возвращает им чьи-то чужие?» В отделении КТ не имели ни малейшего понятия, как пациент мог вернуться к себе на этаж после снимка с чужой вставной челюстью. Зачем пациенту вообще могло понадобиться вынимать челюсть перед снимком? Более того, зачем вообще умирающему пациенту понадобилась КТ?
Я махнула рукой. Я сдалась. Я ушла домой. Моя смена закончилась, однако, когда я вспоминаю об этом случае теперь, мне стыдно из-за того, что я просто ушла, не разобравшись с проблемой. С другой стороны, однако, мне нечего было сказать этим женщинам по поводу зубного протеза их матери. Надеюсь, из-за нашего столь беззаботного отношения к зубным протезам ее дочери не решили, будто мы в целом наплевательски относились к их матери, в том числе и когда составляли сообщенный им мрачный прогноз. Медперсоналу больницы не до зубных протезов, когда у пациента нет практически никаких шансов выжить, однако его родные могут воспринимать подобные ситуации совершенно в другом ключе: если мы не в состоянии проследить за какими-то зубными протезами, то как вообще нам можно доверять здоровье человека?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу