Максим Осипов - Человек эпохи Возрождения [сборник]

В подробностях я наш разговор со Значительным лицом описывать не буду, скажу только, что положение кардиолога из районной больницы (ниже по профессиональной лестнице спускаться некуда) оказалось чрезвычайно выигрышным. Я рассказал о Главвраче: честная (оттого и не постеснялась построить себе большой дом, продала все, что было) и, главное, – отождествляет себя с врачами, а не с начальством – ведь такого-то мы спасли! Результаты известны: Городничему “предложено уйти в отставку”, профессиональные судьбы его и Главврача решит районное собрание депутатов – ни одно Значительное лицо не может снять демократически избранного Городничего.

Была бурная неделя, даже не неделя – четыре дня, телефон звонил непрестанно, легче становилось только ночью, и от владевшей нами прелести бешенства (победить! и не спрашивайте “чтобы что?”) забывалась самая цель затеи – больные. “Теперь вы лучше понимаете чиновников, у них постоянно так, им поэтому – не до людей”, – сказал Благодетель. Похожая лихорадка бывает между смертью и похоронами – когда за два-три дня проживаешь много больше обычного. Люди приходят, выражают сочувствие, это нужно, один едет за справкой о смерти, другая готовит кутью.

Сочувствие выражается по-разному, но, даже сочувствие нездоровое лучше здорового его отсутствия, так что спасибо, большое спасибо всем, включая С. Некогда я считал его другом, мы не виделись восемь лет. С. преуспел, но иногда выпивает и пишет мне чувствительные письма с цитатами из Витгенштейна и Экзюпери. Это письмо я получил утром в среду 5 марта: Я с грустью и болью в сердце наблюдаю за происходящим. Очень хотелось бы тебе помочь: посмотреть на события совершенно с иной точки зрения… Просто набери мой номер. Это будет большой твоей победой (в метафизическом смысле). Если же для тебя это пока невозможно, прими в подарок этот узор: он принесет тебе удачу, если будешь посматривать на него хоть изредка. Последние три года я, почти полностью отошедши от дел, занимаюсь составлением узоров. Обнимаю, – и подпись. В прилагаемом файле – узор (полосы, звезды), симпатичный. Коллега – я предложил ему поставить диагноз – отверг психическое расстройство: “Тут какая-то духовная хворь”.

“What a mess!” (какой бардак!) – пишет с восторгом мой американский соавтор, он прочел о нас в “Вашингтон пост”. Соавтор давно не выходил на связь: он должен отредактировать и дописать главы для американского издания нашей книги и совсем пропал (подобное поведение я наблюдал только со стороны покойников), а тут – объявился.

Поступают и неожиданные предложения. Пишет мне бывший московский сосед, биолог и хозяин магазинчика, теперь, как оказалось, живущий на Сахалине: Вы рано или поздно признаете тщету своих усилий и отправитесь лечить эфиопов или филиппинцев – они будут куда благодарнее за то, что Вы для них сделаете. Я подолгу жил в обеих странах, они населены замечательными людьми.

“Непасхальная радость” – слово возникло почти сразу – не радость встречи или обретения дара, прикосновения к высшему. То же, вероятно, чувствовал Наполеон при вступлении в пустую Москву. Отсутствие сопротивления материала: “как нож в масло”, даже не в сливочное – в подсолнечное. Рука, наносящая удар или протянутая для рукопожатия, остается висеть в пустоте.

В пятницу, на следующий день после разговора со Значительным лицом, после отъезда журналистов и прекращения звонков, пустота стала пугающей. Никто не принес нам ключей от кабинета Главврача. Сотрудницам раздали черно-белые копии поздравительных открыток (с Восьмым марта) за подписью Городничего, поздравитель отъехал в неизвестном направлении. Официальных объявлений об отставках не последовало (“Звоните после праздников”), стало ясно, что братья меч не отдадут, а объявят меня сумасшедшим и принудительно госпитализируют – в “Бушмановку”, областную психиатрическую больницу: у доктора приступ шизофрении или чего там еще, разберутся. В этом состоянии он встречается с президентами и с министрами, созывает журналистов, снимает чиновников.

Но вот удалось получить факс (с трудом – 7 марта, короткий рабочий день) – ответ Правительственной газете, и опять стало неплохо, в “Бушмановку” не увезут. Наступило настоящее – пугающая пустота – то, в чем мы живем сейчас.

Пустота материализуется, и из нее выступают фигуры: несколько деловых людей, очень средних (как большинство убийц), и духовный вождь нашего города, конфидентка Городничего, мы с нею уже сталкивались. Она владеет несколькими заведениями в городе, на полках у нее вероучительные книги соседствуют с “Бухгалтерским учетом” и “Законом о местном самоуправлении”. Конфидентка пережила очень большие несчастья, у нее приятные манеры, ангельский голос, она активно пользуется духовной феней: наша история ее “искушает”, “мешает смиряться”. “Бога вы не боитесь”, – говорю я ей. И правда, не боится, считает Его обязанным себе за мучения – за прочитывание духовной литературы, выстаивание часами в церкви, соблюдение постов. Запас зла в Конфидентке поразителен. Именно она придумала про то, что мы ставим опыты на людях, используем запрещенные препараты и репетируем оранжевую революцию (“читала про технологии”). Помогли и журналисты. Наши недруги, вероятно, не помнят “Бесов”, если и читали, а журналисты помнят: молодые люди явились в тихий провинциальный город, чтобы его взорвать. Тут и благотворительные балы, и начальственные дамы, и фанфарон-литератор, и даже аристократ – наш Благодетель (“Аристократ, когда идет в демократию, обаятелен”).