Наталья Нестерова - Дом учителя [litres]

Анне Аркадьевне хотелось сказать, что если Татьяна Петровна всех постояльцев станет рассматривать как родственников, членов семьи, то разочарование ждет и ее саму, и постояльцев. Но подобные речи только добавили бы печали Татьяне Петровне. Перспектива провести вечер леший знает с кем Анну Аркадьевну не радовала и настроение испортила. С другой стороны, добрым людям, которые тебе приятны и которые души в тебе ни чают, ты можешь отплатить только одной монетой, пусть и самой ценной, – своим временем, на них потраченным.

После обеда, вместо сна, будто наказывая себя за неблагородные мысли на черта вы мне все сдались? – Анна Аркадьевна помогала готовить ужин, накрывать на стол, рассказывала смешные истории и добилась того, что нервозная напряженность Татьяны Петровны почти исчезла.

Гости не понравились Анне Аркадьевне сразу, определенно и безоговорочно. Впечатление не было взаимным. Ее вообще не восприняли, не удостоили внимания. Такие люди, как Каптенармус со сватьей бабой Бабарихой (именно так мысленно окрестила Анна Аркадьевна родителей Анжелы), не снизойдут до тетки в фартуке, которая хлопочет на кухне, носит на стол плошки с салатами, расставляет тарелки и стаканы перед восседающими бонзами. Она подавальщица, значит, им не чета. Прекрасно! Второе прочтение сцены общения с Валиным любовником Как его? Ашот? Азис?.. Нет, на «Б» – Баходур, сокращенно Баха. Можно отсидеться в сторонке, помалкивать и подать голос, если Татьяну Петровну станут обижать. Юра пусть сам держит оборону. Сидит с хмурой физиономией, будто к нему домой заявились неуважаемые директор школы и завуч, сидят тут, пьют, едят. Пусть сидят, трескают за обе щеки, но если попробуют ему претензии выдвигать, то самим дороже будет.

Анжела – красивая девушка. Чуть примороженная и внутри, и снаружи. Внутри, потому что никакой реакции, эмоций ни на какие речи. Снаружи, потому что ее красоту будто щедро покрыли лаком.

Когда у девочек это начинается? С первыми менструациями, с половым созреванием. Анна Аркадьевна вспомнила себя. Сколько сил было потрачено, чтобы купить тушь для ресниц, черный карандаш для подводки, перламутровые ядовито-голубые тени, крем-пудру, которая не размазывалась на лице, а липла точно шпаклевка. Выпросила деньги у папы, мама на мазилки не дала, стянула у мамы из кошелька недостающие рубль двадцать копеек. Единственное в жизни воровство. Не раскрытое и все-таки постыдное. В картонную коробочку с тушью, кажется, она называлась «Ленинградской», надо было поплевать, поелозить маленькой щеточкой и наносить на ресницы слой за слоем, внимательно глядя в зеркало, булавочной иголкой разделяя ресницы на волоски. На окраску ресниц уходило минут сорок. Тональный крем, подводка, голубые тени…

Как-то у них дома Любаня с подружками готовились к школьной дискотеке. На дискотеку разрешалось приходить в макияже.

– Что они там столько времени делают? – спросил Илья Ильич, кивнув в сторону комнаты дочери.

– Мазюкаются, – ответил Лёня. – Зов предков.

– При чем здесь их родители? – не поняла Анна Аркадьевна.

– Я про древних предков, которые размалевывали лица, чтобы напугать или поразить. Боевая раскраска.

– Напоминаю! – сказал Илья Ильич. – Если у тебя вдруг пробудится зов предков и ты не уймешь его, попробуешь сделать татуировку, я ее выведу раскаленным утюгом!

– Только страх перед утюгом меня и останавливает, мой добрый папа! – съязвил Лёня.

Они сидели в гостиной, дважды срабатывали электрические предохранители, в квартире гас свет. Причину перегрузки выяснил Лёня: девицы воткнули в розетки пять электрических щипцов. На троих! Оказывается, им нужны щипцы разных диаметров. Он пригрозил, что следующее отключение ликвидировать сможет только аварийная служба, которая не торопится на вызовы. Если не пожар, конечно. Устраивать ради их забавы пожар никто не собирается. Пойдете на свою дискотеку недоделанные, несчастные жертвы дешевого гламура !

Лёня собирался уходить, но тут вдруг снова уселся в кресло, продолжил читать журнал.

– Изменились планы? – спросила Анна Аркадьевна.

– Не могу пропустить вашу реакцию, – ответил сын.

Девочки вышли. Наряженные, намакияженные, и повисло молчание. Три часа назад это были веселые пигалицы, с задорным блеском глаз, с юной светящейся кожей мордашек, с волосами, собранными в шаловливые хвостики. И вот теперь пред ними стояли девицы… собравшиеся на панель. Туфли на высоких каблуках, обтягивающие мини-платья. И головы! Прически в едином стиле – безумство локонов, струящиеся спирали. Больше всех не повезло Любане, волосы у нее были коротковаты и теперь напоминали гриву льва, над которой поиздевался дрессировщик. Юная кожа лиц (уже мордашками никак не назовешь) заштукатурена пудрой, поверх которой розовели на щеках румяна. Непривычные к туши ресницы, отяжелевшие веки – и взгляд стал жалким, полупьяным.