До них не доходило. Но ведь ребенок не автомат газировки – протолкнул в щель три копейки, нажал на кнопку, и полилась вкусная вода с сиропом. Возможно, ребенок – такой автомат, в который надо толкать, толкать и толкать, не ожидая скорой отдачи. Или, как говорил поэт, сеять разумное, доброе, вечное. Что посеял, то взойдет не завтра. И когда-нибудь вот этот хулиган, сам уже пенсионер, будет пенять свои внукам: «Твой прадед погиб для твоей жизни! Твой дед ради тебя лебеду ел! А ты, шельмец!» И это будет казаться пустым сотрясанием воздуха и одновременно посланием в будущее.
– Анна Аркадьевна! – обратилась к ней, задумавшейся, завуч. – Мы вас слушаем!
Анна Аркадьевна встала и произнесла:
– Я поставлю тройки в году Самохватовой, Креминой, Хватко, Шульгину и Корнейко. Но! Я им скажу, что это аванс, потому что они трудовые резервы.
– Не скажете! – суровым тоном велела завуч. – Вам должно быть прекрасно понятно, что брякни вы такое, завтра вся школа будет дразнить отстающих трудовыми резервами.
Завуч – красивая статная пятидесятилетняя женщина, умела находить и поддерживать скользкий баланс между строгостью и доброжелательностью. Сегодня она могла, закрыв дверь на ключ, вытирать сопли и слезы молодой учительнице или старой нянечке, которые пришли плакаться на личные невзгоды, а завтра с них же снимать стружку за пыль на подоконниках или за то, что дети снова повязали красный галстук скелету в кабинете биологии.
Учительница русского, подруга Анны Аркадьевны, говорила про завуча, что та недопереиспользованная . Имелось в виду, что завуч, не имея собственных детей и мужа, посвятила себя семье директора. Напрашивалась романтическая, активно обсуждаемая версия, мол, завуч всю жизнь влюблена в директора, но судьба распорядилась жестоко. Однако никому не удалось добыть ни одного факта в подтверждение душещипательной версии. С супругой директора, очень слабого здоровья женщиной, завуч дружила с юности. Только подросли родные дети, как на семью директора обрушилось горе – сестра с мужем погибли, утонули. Осталось трое маленьких детей, которых директор с женой усыновили.
Подруга говорила, что на недопереиспользованную завуча нет Достоевского или Толстого, чтобы описать подобный женский подвиг. Анна Аркадьевна не соглашалась: поскольку любовный мотив отсутствует, страсти-мордасти на двести страниц романа не растянешь. Максимум, на что можно рассчитывать, – это очерк в «Литературной газете».
Ту школу и тот коллектив педагогов Анна Аркадьевна вспоминала с ностальгической теплотой. Там хорошо работалось. Хотя многое казалось неправильным и верилось, что в другом месте службы мужа школа будет много лучше. Каждый человек сотню раз слышал, что надо ценить то, что имеешь. Но есть ли хоть один, кто воспользовался этим советом? Понять и увидеть хорошее можно только оглянувшись.
В воскресенье за завтраком Юра, у которого был выходной, а в санатории процедуры не выполнялись, предложил Анне Аркадьевне отправиться к дяде Паше смотреть котов.
– Каких котов? – удивилась она. – И кто у нас дядя Паша?
– Слесарь в нашем автопарке, – напомнил Юра. – Картины с котами рисует, вы же хотели посмотреть.
Дернула ее нелегкая! А некоторых, не понимающих разницу между комплиментом и готовностью к конкретным действиям, надо… да что с ними сделаешь, сама виновата.
– Ты уже предупредил, договорился? – спросила Анна Аркадьевна. – Нас ждут?
– Нет, зачем? И так будет нормально.
– Смею тебе заметить, что в наше время не принято заваливаться в гости с бухты-барахты. Подобные визиты могут рассматриваться как неделикатность, неуважение к частной жизни. Есть телефоны, и культурный человек прежде всего осведомится, не нарушит ли его визит чужие планы.
– А другой культурный наберется наглости сказать, что нарушит? – ухмыльнулся Юра. – Можно, конечно, позвонить, но тогда тетя Ира, жена дяди Паши, культурно переполошится, станет мыть полы и окна, готовить стол и все такое. Вы считаете, что ей и нам оно надо?
Почему от справедливых замечаний молодежи так отчаянно несет неуважением и наглостью? Или это проблемы восприятия у старшего поколения? Однако, если у нас проблемы, то потрудитесь с ними считаться.
– Значит, нас не ждут, – пожала плечами Анна Аркадьевна, поставила пустую чашку на блюдце, промокнула рот салфеткой, обратилась к матери Юры. – Спасибо, Татьяна Петровна! Блинчики выше всяких похвал. На соде, погашенной уксусом, печете или разрыхлитель покупаете? Не люблю блины на дрожжах, они напоминают кислый расквашенный хлеб.
Читать дальше