Коллектив авторов Философия - Человек цифровой цивилизации

Разговор начали о собственности. И о воздействии чувства обладания ею на другие чувства.

Я спросил:

— Наслаждался бы я падением слив, испытывал ли такие же сильные эмоции, если бы это были не мои сливовые деревья? Пусть мною не посаженные, но мною купленные вместе с этой дачей и частично мною выращенные. Радовался бы я так, был бы так счастлив от звуков ш-ш-ш и пуу-бб, услышал бы вообще их, если бы это падали не мои сливы?

Друг ответил:

— Ты же радуешься, когда видишь, к примеру, на улице чужого, очень симпатичного тебе ребенка. Твои губы сами расплываются в улыбке. И ты получаешь эстетическое удовольствие. Или это не эстетическое удовольствие? Как его назвать?

Я ответил: «Нет, конечно, это не эстетическое удовольствие смотреть на милого ребенка. Губы растягиваются в улыбке — это природный рефлекс. А вот радоваться шороху падения сливовых плодов — это эстетическое удовольствие. Потому что это абсолютно бесполезно.

А детям необходимо радоваться, это полезно, это заложено природой, для того, чтобы тогда, когда придет время ты захочешь продолжить себя и свой род, то будешь к этому относиться тепло и со светлыми чувствами».

— Она мудрая, — сказал друг.

— Кто? — спросил я.

— Природа.

Мы посидели молча. Я продолжил: «Вокруг так много красоты. Но собственность на эту красоту имеет два потребительских свойства. Первое — ты получаешь удовольствие от того, что владеешь удовольствием».

Друг уточнил: «Это если условиться, что «красота это удовольствие».

— Да, — продолжил я, — если условиться об этом. И второе — когда ты владеешь красотой, через какое-то время ты начинаешь мечтать о владении другой красотой. Новой. Непостигнутой. Но про эту, прежде приобретенную тобой красоту, ставшую уже твоей собственностью, ты не забываешь. Очень ценишь ее, но только хочешь, желаешь приумножить.

Вскипел на газовой горелке чай. Мы заварили его и разлили по кружкам.

— Вот эти термокружки, — продолжил я. — Двухслойные. Стальные. Безупречного, чистого дизайна. Дорогие. Позволяющие пить чай на природе, и чай не будет быстро остывать. Но эти кружки, приобретя столько красоты и достоинств, не могут греть рук, когда в них наливаешь горячий чай.

А руки на природе так жаждут тепла, так радуются ему. А тепло достается, отражаясь от термостали, самому же чаю. И чай сам себя греет, и чай становится вечен. А руки холодны.

Друг, закинув голову, смотрел на звездное небо. Я смотрел на движущиеся мерцающие огни на том берегу Енисея. И продолжал размышлять вслух:

— Или, например ты едешь на автомобиле на природу и берешь с собой только что накануне приобретенную картину, словно прекрасную девушку. Собственно холст 50 на 70 см, покрытый разноцветными масляными красками в той или иной последовательности. Берешь ее потому, что картина тебя сильно радует. И ты не хочешь с ней расставаться. Вывозишь ее с собой за триста километров, ставишь у кромки озера.

Ты сначала любуешься ею, и озеро служит для нее как бы рамой. Меняется небесный свет, меняется цветовое отражение красок на холсте. Ты уходишь, купаешься, загораешь, обедаешь. Возвращаешься, ставишь, укладываешь или усаживаешь картину в заросли травы, в особый ковыль, предварительно отсмотренный, выбранный тобою, и любуешься снова.

И это все действительно твое. И ковыль, и озеро, и картина.

А мог бы ты это делать не со своей картиной? Зная, что нужно будет, вернувшись в город, ее отдать. Бояться поцарапать, испортить?

Друг ответил: «В этом и разница между женщиной и искусством. С женщиной так можно было бы сделать и получить те эмоции, что хотел. А с картиной нет».

Плод сливы устроен так. Плод сливы в нашей местности не большой. Размером с человеческий глаз. И похож формой. Сверху обтянут плодовой пленкой, как крашенной в пасху в сиреневый цвет скорлупой, к которой изнутри, как на растяжках, на маленьких канатиках подвешена сочная масса. Это она будет радовать вкусовые рецепторы сладко-кислым вкусом в пропорции три к одному. Это она потечет по уголкам губ из треснутой, совсем как человеческая кожа, надкушенной и лопнувшей сливовой оболочки. Это она будет, как гелиевый амортизатор гасить удар плода о землю, совершенно не заботясь о себе и практически не способная спасти красивую с переливами кожицу, спасая и питая своей плотью лишь одно — некрасивую, всю покрытую мелкими отростками, маленькую, размером с ноготь косточку. Которую человек, надкусывая и съедая плод, тут же выбросит, возьмет из своих губ двумя пальцами и выбросит или же выплюнет на землю, из эстетических соображений или же из гастрономических как непригодную к употреблению, что в принципе одно и то же.