Патрик Макграт - Приют

Мальчик не ответил.

– Он сказал – это потому, что ты несчастен.

Опять молчание.

– Я сказала, что, по-моему, у тебя все хорошо.

Стелла взглянула на Мэйр, сидевшую рядом с ней на переднем сиденье и смотревшую на дорогу.

– Ты несчастен?

Чарли пожал плечами и уставился в окно. До самого дома они ехали молча. Чарли вошел в дверь, не сказав ни слова, и прямиком поднялся наверх. Стелла предложила Мэйр выпить чаю, та отказалась, поэтому она села на кухне и уставилась в окно. Некоторое время спустя налила себе джина. Она знала, что происходит: она начинала видеть в Чарли продолжение его отца и, таким образом, своего противника. Она не хотела так относиться к мальчику, понимала, что это несправедливо, но ничего не могла с собой поделать.

Когда Макс вернулся домой, Стелла не рассказала ему о случившемся: решила предоставить Чарли объяснить это по-своему, а потом выслушать его объяснение от Макса. Но когда Макс спустился, пожелав Чарли доброй ночи, он ничего не сказал ей и уселся в гостиной с медицинским журналом.

Стелла не могла заснуть всю ночь. Ей казалось, что и Макс не спит, прислушивается к ее шагам. Ночь была ветреной, дом стонал и содрогался, и хотя у Стеллы на ногах были теплые шерстяные носки, поверх ночной рубашки фуфайка, а сверху еще халат, ей было холодно. Она, дрожа, стояла у окна, смотрела на звезды в ледяном небе, курила сигарету за сигаретой, и мысли ее стремительно неслись. Она вспомнила детей, смеявшихся над ней в школе, учителя, говорившего, что она делает своего сына несчастным, подумала о Треворе, спящем за стеной ее спальни, и их бесстрастном сексе. После возвращения Мэйр он дважды зазывал ее в маленький каменный сарай и обладал ею, склонившейся над кипами прессованного сена. Говорил, что у нее великолепный белый зад. Казалось, он всегда готов к соитию. Идя обратно через двор, Стелла не смотрела на дом из опасения, что Мэйр глядит в окно, хотя если это было и так, ничего не менялось, так как она продолжала заходить на чашку чая.

Стелла думала об Эдгаре, о неделях, проведенных с ним в Лондоне, и обнаружила, что ее воспоминания тускнеют, будто старые фотографии. Но у нее были свои символы – определенное расположение туч, обрывки птичьего пения, цветы; с помощью явлений, которые некогда были для них общими, она поддерживала с Эдгаром некий контакт. Отправляясь за покупками в Кледуин или в Честер, одна или с Максом и Чарли, она неизменно окидывала взглядом улицы, высматривая Эдгара. Раз десять видела его и раз десять оказывалась разочарована. Это не имело значения. Достаточно было вспышки чувства, трепета сердца, даже если их причиной была широкая спина какого-нибудь рослого фермера, входившего с женой в магазин Вулворта.

Стелла снова легла в постель, но по-прежнему не могла заснуть. Она ворочалась с боку на бок, всхлипывала. Никто не подошел к ее двери, никто не постучал, не спросил шепотом: «Что случилось? Тебе плохо?» Стелла подумала о своем отце, вспомнила, как спокойно засыпала, чувствуя его мощь и силу, когда он сидел на краю ее кровати, гладил по голове и слушал, как она делится с ним своими последними за день мыслями. Снова подумала об Эдгаре, представила, как они танцуют в больнице, боги среди смертных, и не почувствовала ни сожаления, ни раскаяния. У нее ни разу не возникало желания изменить хоть что-то.

Стелла заснула, когда небо начинало уже светлеть. Проснувшись незадолго до полудня, приняла ванну, потом налила чашку чая, положила туда три ложечки сахара и добавила глоток джина. После этого настроение у нее поднялось. Она налила чаю в термос, поднялась на вершину холма и пробыла там до вечера.

Возвратясь из школы, Чарли отдал ей письмо от своего учителя. Стелла спросила, он ли заговорил о ней с мистером Гриффином или мистер Гриффин с ним. Мальчик покачал головой. Вид у него был испуганный, словно он больше не узнавал мать. Она спросила, означает ли это «да» или «нет», и он ответил – «нет». Письмо было вежливым. Гриффин извинялся, что расстроил ее, повторял, что беспокоится о Чарли. Не хотят ли она и мистер Рейфиел встретиться с ним, поговорить на эту тему? Стелла решила – нет, скомкала письмо и выбросила.

Шли недели. Наступило и прошло Рождество. Стелла провела его в одиночестве, напившись допьяна. Макс и Чарли поехали в Лондон погостить три дня у Бренды. Когда они вернулись, Макс был взвинченным; Бренда определенно не теряла времени, убеждая его развестись с женой. Но он ничего не предпринимал, и жизнь шла как обычно. Хью Гриффин больше не давал о себе знать, но Стелла думала, что, возможно, он написал Максу в больницу. Это подозрение возникло у нее после разговора, который состоялся однажды вечером, когда Чарли лег спать.