Ринат Валиуллин - Соло на одной клавише

– А знаешь, что самое главное в отношениях, если ты хочешь выходить из них сухим? Никогда ничего не обещай, особенно то, что женщина может исполнить сама.

– А позитивное что-нибудь пишут? – вспомнил я, что обещал позвонить жене.

– Да, вот это меня позабавило: «Мне нравятся ваши цитаты, но я не читала ваши книги (что печально, однако исправимо)… не дай бог ещё станете моим любимым писателем».

– Письмо давно написано?

– Дня три как.

– Возможно, ты им уже стал.

– Надеюсь, по крайней мере, она обещала. «Я почитаю, вы интересны мне. Если бы вы родились женщиной вы были бы великой стервой, наслаждающейся безумием».

– А кто ты сейчас? – захотелось мне узнать формулу этого талантливого человека, а может быть, даже гениального. То, что гены его были выстроены как-то иначе (скорее, даже не выстроены, а воспитаны, я видел их сидящими за столиками у берега моря, сосущими коктейль, а мы пытались блаженных строить, создавая внутри себя государство с особым режимом) чем у остальных, чем у меня, например, было видно по ходу его мыслей. Если мои после работы, как и тело, возвращались, следуя микросхеме, в своей микробыт, то его работали постоянно, они не знали, что такое быт, что такое отдых, точнее сказать, они умели отдыхать только в работе.

– Сейчас? «Ну вы явно ненормальный», – продолжил читать Томас, – «по моим рамкам безумия далеко до полного психического затмения, но и не поверхностное помешательство. Вы или тонко чувствуете женское настроение в мире, или поэтично перебираете женщин и используете потом в своих романах. Хотя… Почему или?»

– Главное, не перебрать, – не сдержался, чтобы не прокомментировать я. «Значит и у безумия бывают рамки», решил про себя, глядя на писателя, у которого глаза горели, будто две галогенки, установленные подсвечивать постоянно его творческий путь мышления.

– Женщина – это коктейль, мужчина вставляет в неё свою трубочку и пьёт, – не собирался сбиваться с намеченного пути Томас.

– День как будто прошёл не зря, я вернулась с работы, открыла дверь, душу бросила в стирку, тело в ванную, лежу наслаждаюсь теплом. Колени торчат из пены, смотрю в зеркальце, там честные окна зрачков, набитые девичьими мечтами. Оказалось, что я – это то, что есть у меня, а то чего нет – отражение.

– С лёгким паром тогда тебя.

– Спасибо, но ты меня не понял, наверное.

– Что непонятного, ты в ванной, ты с пеной, ты переживаешь, что это не пена моря, а ванна не наполнена шампанским.

– На работе что-то не так? – посмотрела Алиса мне в глаза и улыбнулась. Я не принял её улыбку. Та подождала некоторое время в приёмной, потом исчезла.

– Знаешь, мне надоели твои закидоны, у меня других дел полно, мне кажется, что иногда ты не отдаёшь себе отчёта, что творишь, – включил я музыку, чтобы заставить хоть как-то причесать мои нервы, которые всклочились, гребнем вокала великих чернокожих певцов.

– Ну, да, я же тебе не жена твоя, она, кажется, бухгалтер, – начала заводиться Алиса.

«Надо быть внимательней, есть такие слова, которые так или иначе бросают косвенные тени на мои старые отношения, которые словно порох, только дай огня».

– Да, бухгалтер.

– Тогда не будь бюрократом, твори тоже, это же так приятно. В отношениях жизнь измеряется не продолжительностью, а вкусом поцелуев, – ехидничала Алиса. – Как мне уже надоело о ней думать, о твоей бывшей, и джаз твой тоже задолбал, другой-то музыки не существует, что ли? – она выдернула шнур из розетки и Фитцджеральд заткнулась, а Армстронг повесил себе на руку чёрный пиджак и с грустью поплелся к выходу из клуба, рабочий день закончился.

«Ей надоело думать о моей бывшей, возможно, моей бывшей надоело думать об Алисе, может устроить им связь по скайпу, пусть они договорятся и не думают», буркнул абсурд в моей голове.

– Извини, – схватил я Алису за руку. – На работе устал, наверное.

– Наверное, пошли спать, – обхватила она моё предплечье, словно любимую волосатую игрушку.

Постель ждала нас, она нас любила такими, какими мы были, голыми и развратными. Ночью обнажённые мы ложились в неё. Я и она, совсем рядом, и ждали, пока кто-то из нас не выдержит и не набросится на другого. Вот это была любовь. Чаще проигрывал я, не потому что я такой благородный, просто боялся уснуть один.

Часа в три ночи сушняк с поцелуев нехотя проводил меня босого на кухню. Я выпил из горлышка чайника воды, выключил свет и вернулся в хлопчато-бумажную нору.

– Ты с женой своей поговорил?