Заза Двалишвили - Сон Геродота

Луций скончался утром. Спустя несколько часов исхудавшее лицо покойника окаменело. Перед Габриэлем теперь лежало безжизненное тело глубокого старика. После похорон дяди юноша остался один у его могилы. Сейчас впервые в жизни им овладела не только глубокая печаль, но и сильное смущение. Оставшись один, как перст, он не знал, куда ему идти и к кому, но не только в этом было дело. Габриэль чувствовал, что было еще что-то, что он сейчас смутно воспринимал, но что для него было самым важным. Будто перед его глазами раскрылась великая тайна бытия, и все существовавшие до сих пор представления о жизни превратились в ничто.

«Я живу, люблю, ненавижу, радуюсь, и в один прекрасный день я и все то, что так дорого мне, умирает, исчезает, превращается в ничто, будто никогда и не существовало. Тогда для чего я живу? Чтобы умереть?» Эта мысль не выходила из головы, и ответа на нее он не мог найти. «Что осталось от моего дяди, его мечтаний, чувств и труда? Застывший, лежит он в могиле, и ничего его больше не волнует: ни эта крепостная стена, из-за которой он надорвал свое здоровье и саму жизнь, ни великое прошлое нашего народа. Что осталось теперь от этого прошлого, или что станет со временем с построенной нами крепостью? Через много лет люди забудут о тех, кто ее построил, забудут даже о ее названии, и будет она бессмысленно стоять на этой горе, пока крестьяне из ближайших деревень не разберут ее на камни для починки своих домов. Тогда какой смысл во все этом?»

Габриэль почувствовал холод от дуновения ветра, теплее закутался в плащ и, оглянувшись, бросил рассеянный взгляд на стоящую сзади него белую крепостную стену. Небо заволокли черные тучи, не только звездное сияние, но и лунный свет терялся и исчезал в этой ночной мгле. Габриэль удивился той отчетливой белизне стены, и опять какая-то мысль ускользнула от него. «Человек живет для того, чтобы умереть. А что есть смерть? Светлый, теплый день всегда кончается ночью…» – эта мысль, пришедшая на могиле дяди Луция, казалась на удивление ясной и отчетливой, но что-то в душе юноши сопротивлялось, не хотело принимать этот страшный приговор. Все его существо и полное жизни юное тело, будто не сдаваясь и крича, спорило с холодным и бесчувственным разумом. «Не может быть, чтобы все было так. Жизнь бескрайна, без начала и конца, она вечна.» Белизна стены еще раз осветила взор. Удивленный, Габриэль поднял голову и только сейчас заметил, как незаметно подкрался рассвет. Темная ночь на его глазах постепенно таяла, уступая место дневному свету. Рождался новый день, будто новая жизнь. «Смерть – это рождение», – от этой неожиданной мысли Габриэль чуть не подскочил и в тот же миг та раздвоенность, которую переживала его душа, исчезла, испарилась. «Смерть – это конец старому, но она же и начало новой жизни, она также необходима, как и жизнь, потому что смерть и жизнь порождают друг друга. Выходит, эти ночные сумерки – вестник рассвета, а смерть – это рождение…» Юноша невольно вспомнил слова из Евангелия, которые покойный дядя часто любил повторять: «Зерно пшеницы, которое упадет в землю и не умрет, останется одно, а если же умрет – принесет много плодов». О, как хорошо он теперь понимал смысл этих слов! Габриэлю показалось или, действительно, послышался доносящийся из дальних деревень утренний крик петуха. Природа перед его глазами просыпалась, наполнялась новой жизнью и теплом.

После похорон дяди Габриэль оставил Капитолий и поселился у его подножья, в высеченной в скале пещере. В деревне он нанял крестьян и с их помощью перенес сюда тот маленький скарб, которым владел: несколько пар обуви, деревянный стол, пару стульев, циновку и сундук, на дне которого вместе с другими фамильными реликвиями хранилась и летопись их рода, написанная на пожелтевшем пергаменте. Шли годы, Габриэль жил в пещере у подножья горы, питался плодами, растущими здесь же, читал старую летопись и наслаждался красотой и многообразием природы. Никто не знал, сколько лет провел он в этой пещере, сколько людских поколений сменилось с тех пор, как он поселился здесь, да он и сам потерял счет времени, даже позабыл, откуда он пришел и зачем.

Однажды два всадника остановились у входа пещеры. Они выглядели уставшими, но их раскрасневшиеся от горного воздуха щеки и весело светящиеся глаза выдавали молодой жизненный задор.

– Здравствуй, дед, не примешь путников под свой кров?

В глубине пещеры пошевелился сидящий у костра старик, и встав, двинулся на встречу гостям.