Олег Попцов - И власти плен...

Попробуем сделать несколько шагов назад, сошлемся на разговор, услышанный нами, а еще точнее — угаданный, зафиксированный сознанием вне места и времени. Просто разговор.

Он:

— Уже вышли все сроки. Надо ехать за собакой.

Она:

— Как видишь, эксперимент не удался. Появилось яблоко раздора, незачем откусывать по очереди, мудрее отдать яблоко другому.

Он:

— Ничего не случается просто так. Мы сами — высшая точка справедливости и несправедливости тоже. Доброта не рождается из ничего. Должно быть желание. Нужно очень хотеть быть добрым.

Она:

— Ты в чем-то усматриваешь мою вину? Разве не я предложила завести собаку?

Он:

— Ну конечно же ты. Весь вопрос: для чего?

Она:

— Как видишь, твоя аргументация уязвима. Одного желания мало. Должна быть цель, очертание конечного результата. У тебя этой цели не было.

Он:

— Ты не права. Ошибка в другом. Я посчитал твою и мою цель единой.

Она:

— Вот как? Интересно, какой же ты представляешь мою цель?

Он:

— Ты никогда ее не скрывала. Обычный женский каприз: хочу иметь собаку. Ничего нового. Вчера ты хотела иметь телевизор, позавчера магнитофон, туфли на платформе, макси и мини. Все сверхсамое-самое. Один и тот же девиз: «У всех есть, а у меня нет, почему?» Правда, понятие «все» сужено до крайности. Десяток сверхобеспеченных семей, где отпрыски умело переплавляют талант и авторитет отцов в принадлежности быта. Они разучились называть собственные фамилии и имена. Они и представляются не иначе как внук академика, правнук известного писателя, племянница известного дипломата, деверь Капабланки.

Она:

— Оставь, ты выговариваешь людям за то, что они удачливее тебя. И потом я не требовала ничего необычного. Если хочешь, мои капризы стимулировали твою активность, заставляя чего-то добиваться, желать.

Он:

— Не более чем плеть стимулирует раба.

Она:

— Ты становишься невыносимым. Жестокий и сварливый. Неужели все это из-за собаки? Как мало надо человеку, чтобы проявить себя. Я не хочу забирать пса оттуда. Ты сам говоришь — пес прекрасный. Значит, тебе нечего опасаться. У врача куча знакомых, он пристроит пса. Твои и мои волнения беспочвенны. Если хочешь знать, порода здесь ни при чем. Пес укусил меня, я его боюсь. Ты думаешь, я не вижу — он ненавидит меня.

Он:

— Неужели ты не понимаешь, что после таких поступков люди перестают уважать себя?

Она:

— Каких поступков? Ты купил редкую картину, ты счастлив. У тебя подлинник. И вдруг ты узнаешь — тебя обманули. В твоих руках удачная подделка. Неужели…

Он не дает ей договорить:

— Ты сошла с ума. Картина, рояли, холодильники, магнитофоны… Речь идет о живом существе, способном страдать, радоваться, любить. Ты предаешь это существо, бросаешь его на произвол судьбы. Не хочешь держать собаку, черт с тобой. Я отдам, подарю пса. Это делается не сразу. Неделя, возможно, месяц, но сейчас его необходимо забрать домой. Нас же окружают люди. Им надо смотреть в глаза.

Она. Взгляд становится жестким, глаза прищурены, и даже губы утратили свою припухлость, вытянулись в напряжении:

— Если собака появится в доме, можешь считать себя…

Бог мой, как нестерпимы женские слезы. Наперекор всяческой логике, собственной вине, несправедливости они катятся из глаз неудержимо. И его слова кажутся никчемными, горькими — охватывает стыд. Он мечется, ищет оправдания. А собственно, почему, с какой стати? Его вины нет. Все наоборот. Он даже не подозревает, что слезы, хлынувшие внезапно, без видимых причин к тому, — маска, каприз. Стоит ему уступить, согласиться — и слезы пропадут тотчас. Но где там, женщина плачет, и он одержим паникой: что делать, успокоить как? Разве это первая ссора и первые слезы? Просить прощения, умолять все забыть? Она права, тысячекратно права. Все только он. Посмотрел не так, сказал грубо, вспылил. Бог с ней, с собакой. Ну конечно же, он не подумал. Чувство страха, оно живет в ней. Каждый день перешагивать пусть через маленький страх, но все же страх, надрывать душу. Это несправедливо, жестоко наконец. Он напишет письмо. Доктор — неглупый человек, так ему показалось, он должен понять. Наверняка у него масса знакомых. Он же сказал: «Пес отличный». С таким псом мороки не будет. Конечно, все не так просто, он отблагодарит доктора…

Однако продолжим прерванный разговор.

Он:

— У тебя по любому поводу слезы, так нельзя. Я не настроен упорствовать. Завтра же поеду и все решу. Два-три дня, и я улажу это неприятное дело. Давай забудем нашу ссору.