Олег Попцов - И власти плен...

Тряпка и стол? Какое коварство! Наглая измена!

Таффи вцепился в тряпку зубами и стал рвать ее из стороны в сторону. Он рычал, взвизгивал, взывая к чувствам и милосердию. Но тряпка была упряма, она не желала расставаться со столом. Она лишь трещала, и пыль, похожая на дым, клубилась вокруг. А угрюмый стол даже сделал шаг в сторону Таффи.

— Какая несправедливость, — рычал Таффи. — Меня, фокстерьера голубых кровей, предпочли этой неуклюжести, этому верхогляду, у которого нет ничего за душой, кроме четырех тощих ног и перекладины. Гарнитурный пижон. Ни для чего не пригодный. На нем не держится даже мясорубка. — Таффи так разволновался, что у него зачесались десны. Он готов был разорвать тряпку в клочья. Его горе было безутешно. Тряпка не пожелала расстаться со столом ни через день, ни через неделю. Дни шли, а тряпка покоилась на старом месте. И только день ото дня становилась все меньше и меньше. Теперь, когда Таффи хватал ее за шиворот, он носом упирался в ножку стола. Ах, если бы он мог откусить эту ножку!

В один дождливый день тряпка пропала. Таффи обнюхал каждый угол. Тряпки в квартире не было. Самое время посмеяться над самоуверенным столом. Для приличия Таффи даже пролаял несколько раз. Стол безмолвствовал. Он был печален и сосредоточен. Таффи сразу заметил это. Ему расхотелось лаять, у него пощипывало глаза. Таффи еще раз, на всякий случай, обежал квартиру. Он ни на что не надеялся. Просто беспокойство, засевшее глубоко внутри, требовало выхода, и он бежал по кругу, машинально принюхиваясь к запахам. Он был слишком мал и еще не умел думать. Он жил ощущениями. Не осталось ничего, даже запаха его мохнатой подруги…

Впрочем, все объяснилось очень просто: у Таффи выросли зубы, и тряпка стала не нужна. Ее остатки, как хлам, выбросили на помойку. Все справедливо — с вещизмом пора кончать.

Собаки растут быстро. Двухгодовалый пес считается почти взрослым. Пропорционально собачьей жизни (она невелика — 10—15 лет) два года уже возраст.

Таффи не заметил, когда его перестали жалеть. Все началось с обычной неприятности. Его укусил черный терьер Лео. Укусил по-настоящему. На белой шерсти проступили капельки крови, а там, где шерсть была коричневой, ее цвет стал почти черным. Таффи взвыл от боли, кинулся прочь. Он еще не знал, что в жизни все меняется и неожиданности детства совсем не похожи на неожиданности отрочества.

Лео не погнался за ним, как этого требовала игра, не опрокинул его на землю — излюбленный трюк, чтобы тут же отпрянуть назад и пуститься наутек, увлекая за собой Таффи. Лео зарычал. Шерсть на его морде вздыбилась, губы дернулись, и нос, невозможно черный, стал морщиться и чуть задираться вверх, и сразу же стали видны белые крупные зубы.

Все разом переменилось. Откуда взялись силы, и злость будто бы родилась тотчас же. Их разделяло не более пяти метров. Псы рычали поочередно. В Таффи заговорил голос крови.

Бесстрашие фокстерьеров известно. Собаки более крупные, но имеющие нрав спокойный, и мирный, обходят фокстерьеров стороной. Фокстерьеры злопамятны и честолюбивы. Пострадав однажды, неминуемо мстят обидчику. Предпочитают схватку один на один. Укус фокстерьера крайне болезнен. Мощные челюстные мышцы смыкают зубы с такой силой, что они прокусывают даже кость.

Все последние дни Таффи жил ощущением мести. Терьер Лео слыл сильным и злым псом. Терьера Лео очень берегли. Он гулял в сопровождении двух пожилых тетушек. Ошейник, увенчанный пятью медалями, был похож на чеканное ожерелье. Медали добротно позвякивали и заставляли прохожих оглядываться.

Удобный случай представился довольно скоро. В один из дней черного Лео вывела гулять незнакомая женщина. Лео настойчиво тянул поводок, женщина упиралась и с трудом удерживала сильного пса. Лео привык гулять свободно. Поводок, если он и появлялся, то только в руках слезливых тетушек. На этот раз все было иначе. Лео в буквальном смысле тащил женщину за собой, и она бежала за ним, как обычно бегут с горы, прилагая непомерное усилие, чтобы замедлить бег и остановиться. Поводок нервировал пса, тот запрокидывал голову и выплевывал из пасти ухающий лай. Женщина вздрагивала, отчего упиралась еще больше. Таффи заметил все: и женщину, и поводок, и даже то, что Лео прихрамывал на правую переднюю лапу. Теперь он знал, как следует поступить. Какая-то сила запихнула Таффи под низкую скамейку и приказала ему ждать. На скамейке сидели люди, и прямо перед носом Таффи молчали желтые, черные, синие ботинки. У Таффи разбежались глаза. Когда столько башмаков вместе — это очень интересно. Таффи уже было потянулся к шнуркам одного из ботинок и почти коснулся его носом, как то, что он увидел, поглотило его внимание полностью. По дорожке, мимо скамеек, неторопливо вышагивали мохнатые лапы Лео. Рот Таффи тотчас наполнился кисловатой слюной. Башмаки больше не интересовали его. Куда бы он ни посмотрел, он видел все те же черные тяжелые лапы.