Олег Попцов - И власти плен...

Моя работа достаточно утомительна. Конструкторское бюро, отдел реконструкции. Интересно, но бесперспективно. Наденька права: я не из тех, кто умеет находить собственную выгоду. Я пробовал рассказывать ей о своей работе. Мне всегда казалось: она понимает меня, сочувствует. Бывали и упреки. Но после них Наденька поднималась с тахты, шла ему навстречу своей волнующей походкой, обнимала за шею и осторожно прикрывала рот Сергея Петровича маленькой точеной ладошкой: «Не надо, — говорила она чуть слышно. — Я тебе верю. Ты у меня жутко принципиальный». И прерывала мои взволнованные слова поцелуем. И тотчас я проваливался в некий мир небытия, и, как сквозь туман, ко мне пробивалась навязчивая мысль: в самом деле, зачем ей все это? Мои неурядицы — мои заботы. Она права — дома должен быть покой. Для этого надо совсем немного: слушать щебетанье Наденьки и думать о том, чему это щебетанье посвящено.

Боже мой, сколько невероятных идей, непостижимых интересов умещается в этой грациозной, запахнутой в золотистую шаль волос головке.

— У Гребицких объявился родственник в Канаде, оставил им наследство. Называют какие-то фантастические цифры.

Знает ли он Лашенкова? Костя Лашенков! Неужели не помнит? Работает в газете. Высокий, похож на викинга. Так вот, Костя купил машину у итальянского посла. Верка дура. Упустить такого парня. А впрочем, еще не вечер.

Наденька оглядывает себя в зеркале, потягивается. У нее нет пальто. И приличной шубы нет.

Нет-нет!! Наденька машет руками. Пусть он не думает, что она жалуется. Просто пришлось к слову.

— Давай пригласим в гости пару из ГДР. А затем в порядке обмена поедем к ним. — На приеме в посольстве она познакомилась с двумя интересными немцами. — Куда запропастились их визитные карточки?

— Почему именно в ГДР?

Его вопрос вызывает улыбку.

— Балатон, Золотой берег, Татры. Этого добра у нас и дома хватает, — Наденька буквально давится смехом. — Ты профан. Между, прочим, уровень благосостояния в ГДР выше, чем в ФРГ. Ты знаешь, что такое бла-го-сос-то-я-ние?! — Она разделяет слово на слоги. Маленькая ручка делает один взмах, другой. — А красивых мест, где их недоставало? Кстати, о даче. У меня грандиозный план. Второй этаж отделать под спальню и кабинет. Мне обещали шикарного мастера по интерьеру.

Ее придуманный мир прекрасен. Как жаль, что он не приспособлен для жизни.

— Видишь ли, — он вяло улыбается, — это потребует немало денег, а где их…

— Что где? — Наденька погрозила ему пальцем. — И не вздумай начинать свои нудные подсчеты! Ты должен меня носить на руках, негодник. Честное слово, я завидую тебе. Где ты раздобыл такую жену? Поверь, мне повезло меньше — несообразительный муж. Вот здесь, — Наденька легонько потрогала пальцем лоб, — помрачительная идея. Два года мы сдаем дачу. Но не оптом, а по комнатам. Я все обдумала. Две террасы, две комнаты внизу, плюс верх. Тысяча рублей нам не помешает. А две — тем более. Потом мы делаем головокружительный ремонт и… — Наденька вылетает на середину комнаты. Несколько фигур вальса, реверанс. У нее порывистое дыхание, щеки раскраснелись. Наденька нравится себе, очень нравится. Н-да, мечты, мечты…

— Сережа! — Наденька повысила голос. — Ты, кажется, меня не слушаешь? Пойми же наконец. Это живое существо, оно потребует участия.

— Участия?! — спохватился Сергей Петрович.

— Разумеется. Сначала он будет очень маленьким — вот такусеньким. — Наденька сложила ладони лодочкой и подула в них. — Значит, ты согласен?!

Левая щека у Сергея Петровича дернулась, он ответил не сразу. Да и что ответишь? Возражать? Нет уж. Чем раньше наступит этот собачий бум, тем он раньше кончится.

— Согласен, лапушка. Собака так собака. — Сергей Петрович вздохнул и без обиняков стал думать о собаке.

Почему он решил, что это увлечение модой? Его же тяготит одиночество, какая-то незаполненность душевного пространства. Друзья говорят, это пройдет. Однако ж не проходит. Разве не могла Наденька почувствовать то же самое? Очень даже могла. Она избегает разговора о детях, всякий раз раздражается по пустякам. Доводы одни и те же. «Твои суждения разумны. Ты трижды прав. И знаешь почему?» — Этот вопрос Наденька приберегает про запас. Выдерживает паузу. Она должна не просто озадачить. Она должна сразить, перечеркнуть тему разговора, как недопустимую. Но этого мало. В ней просыпается мстительное чувство, желание унизить, показать полное бесправие Сергея Петровича.

— Так вот, мой милый, — Наденька щурит глаза, отчего их раскосость проявляется еще больше. — Твои рассуждения, советы… — ее лицо презрительно морщится, — пустота. Советы созерцателя. Муки роженицы, кормящей матери. Что тебе до них? И можешь не подсовывать мне изречения великих: «Я предпочел бы любые муки при рождении ребенка одной болезни при жизни маленького существа». Он предпочел бы… Циник твой врач, вот кто он. Его удел — советовать, а терпеть муки приходится нам.