Константин Ханькан - Кэлками. Том 1

Двенадцать сильных собак галопом неслись по уже знакомой дороге к палатке Кэлками. На спусках и поворотах Федор тормозил остолом, стараясь гасить скорость собак, чтобы нарта не перевернулась. Металлический наконечник остола распарывал плотный снег, разбрасывая его куски вдоль дороги и на спины пассажиров. Гиргори только что пришел с обхода стада, когда упряжка подъехала к палатке.

— А олени услышали вас. Думаю, пойду печку затоплю, а вы тут как тут. Я еще в сторону реки ходил, такая благодать, к тому же и день теплый, как на заказ, — восхищается Гиргори. — Зайца в овраге поднял, под валежиной затаился, чертяка. Ходил-то я без оружия, так хоть по лесу побродил, и то ладно, — рассказывал старик.

— Давайте поужинаем, ты, Федор, не торопись, пусть собаки немного отдохнут. Федор, Гиргори, заходите, — пригласила каюра и старика Акулина.

Порубив небольшими кусочками, Кэлками сварил на костре вымоченную на речке кету. Потом настругал жирного гольца, чтобы еще строганины поесть. После ужина каюр уехал, предупредив, что завтра раненько приедет за ними. Гиргори остался ночевать в палатке. Весь остаток вечера Кэлками с Акулиной занимались упаковкой и распределением продовольствия по вьюкам и отдельным мешкам, раскладывая на две части. Одна куча будет отправлена в бригаду с каюрами, а вторую часть они повезут с собой на вьючных оленях. Мунгурки теперь нетяжелые, и олени не будут проваливаться в подмерзающем по ночам снегу. Весной пастухам, делающим большие переходы, часто приходится кочевать по ночам, используя твердый наст, а днем отдыхать, чтобы вечером, когда застынут талые снега, снова двинуться в путь. Кэлками таит в душе некую надежду, что будет кочевать по ночам за каюрами. К тому же весенние ночи короткие и не очень темные.

Вечером Акулина подарила старику деньги. Сначала Гиргори хотел было от них отказаться.

— Да зачем, Ако, я же просто помогаю вам. Для меня это приятно побывать у вас в гостях, — растрогался старик.

— Не стесняйся, Гирго, это не плата, а просто подарок, — сказала Акулина.

— Большое вам спасибо, — сказал старик и аккуратно зашил сверточек в правый карман, взяв у Акулины иголку с жильной ниткой. — Вот и на лыжах походил, молодость вспомнил свою. Около Утэчана и мне приходилось ночевать также с оленями, — говорит старик.

Кэлками и Гиргори проговорили допоздна и уже два раза подогревали чай. Старик до утра поддерживал огонь в печке и часто курил. В хорошо натопленной палатке было тепло и уютно.

Кэлками с Акулиной встали выспавшиеся и бодрые. Кастрюлю с рыбой и мясной суп Гиргори уже подогрел и оба чайника успел вскипятить. Кэлками после завтрака еще дров натаскал и начал уже рубить, когда подъехал Федор. К тому времени Гиргори ушел к оленям.

— Хук, хук ( налево, налево), — покрикивал каюр, проезжая мимо палатки и, прежде чем остановить собак, направил их сначала назад по дороге.

— Та… — скомандовал он, останавливая собак и, застопорив нарту мощным остолом, встал с нарты.

— Доброе утро! — поздоровался Федор, подходя к палатке и подавая руку Кэлками.

— Дорава, Федор. Заходи, давай сначала чаю попьем, а потом поедем. Собрание долго будет идти, пить захочется, — предложил Кэлками.

— Ну давайте почаюем сначала, а потом и поедем. Действительно, собрание долго будет тянуться, а в клубе станет жарко, — согласился каюр и зашел в палатку вслед за Кэлками.

Акулина поставила на столик еду.

— До начала собрания люди еще успеют и пообедать. А вы — нет, так что заодно и покушайте, — сказала Акулина.

— Ты, Федор, тоже в стада поедешь? — спросил Кэлками.

— Вообще Каркув сказал, чтобы я был готов. Мне бы надо хоть денек, чтобы нарту привести в порядок. Нужно поставить весенние полозья с тонким полосовым железом. Они по насту и мокрому снегу хорошо будут скользить. А деревянные что? Тупые, промокать будут и под груженой нартой быстро сотрутся. Весенний наст острый, как наждак, за две ночи полозья можно посадить. А на сопках еще и проталины появляются, там, где камни торчат, рубанок и только. Так что надо полотно прикручивать, без него никак, — покачав головой, ответил каюр.

— Ако, приоткрой двери, а то жарко раскочегарила, — попросил Кэлками Акулину.

Акулина подперла палкой дверной клапан палатки. Холодный поток воздуха хлынул вовнутрь жилья.

— Ты-то, Федор, за полдня полозья поставишь, да еще с песенкой, — засмеялся Кэлками похвалив каюра.

— А ты знаешь, мне однажды в пути пришлось менять полозья. Как раз в мае месяце дело было. Тогда мы в Палану за шкурами лахтака ездили. Эрбэчь (гусь) уже вовсю летел. Левый полоз пополам лопнул. А ведь я еще не хотел тогда обитые железом полозья с собой брать в дорогу. Молодой был, что тут скажешь. Вот так же, как и сейчас, не успел полозья вовремя посадить на металлическую ленту. В последний момент каюры, с которыми я ехал, уговорили меня: мол, возьми полозья, погрузи на нарту, не самому же тебе тащить. Ну я и взял, получается, и не зря. Аккурат мы перевалили с верховья Мальмовки в долину Пуйтына, когда у меня обломился пополам левый полоз. Мы вынуждены были остановиться и ставить палатку. Хорошо хоть копылья не переломал, тогда я стал бы просто вынужденным пассажиром. Утром на восходе солнца дело было. В это время самый наст наступает, талый снег затвердевает, как лед. Жаль, пришлось весь день простоять. И только к ночи поехали дальше. Так вот, пока я нарту чинил, мои напарники на перелетного гуся поохотились. Весь день гусь валом шел. Да низко. Мы гусиными головками и желудками собак кормили, чтобы сухой корм экономить. На открытых проталинах отдыхающий гусь сидел сплошняком. Птицы собак не боялись, мы между сидящими стаями проезжали. Стрелять уже надобности не было. Всю дорогу гусятиной да рыбой питались. Медведей, вышедших из берлог, часто видели. На обратном пути небольшого медведя у Пенжины застрелили, чтобы собак кормить, да мы и сами медвежатину ели. Когда возвращались из Паланы, лед на реке Гижиге уже начал проваливаться. В районе Калимкана, где река на три рукава разбивается, еле перешли, перетаскивая нарты на руках. И хоть бы хны, ни один из нас не простудился, — заключил свой рассказ бывалый каюр.