Сётаро Ясуока - Одинокий остров

Неожиданно О., вскрикнув, резко нажал на тормоз – шоссе неторопливо переходило стадо коров, и мне показалось, что я нахожусь в Украине или в саваннах Восточной Африки. Машина остановилась. Я с удивлением огляделся вокруг. На Окинаве и Исигаки растительность напоена влагой. От земли там тянет привычным запахом соевого супа, нечистотами, крестьянским потом. Здесь ничего подобного нет. Ненастное небо над головой, равнины, рощи, темные от дождя, дорога, запруженная коровами…

– Да, дикое место, ни одного следа человека, – сказал я, чтобы нарушить молчание.

Мой приятель искоса взглянул на меня и почему-то отвернулся. Повисла гнетущая тишина, но тут путь освободился, и О. включил зажигание.

– Вы правы, – подтвердил он, поглядывая в боковое зеркало, – это совершенно дикие места.

– Отчего же люди здесь не живут?

– На островах Яэяма немало таких уголков. Приезжавшие на Исигаки обычно высаживались в бухте, и все поселения возникали в северной части. Знаете, на моей родине говорят: «Отправишься в бухту – найдешь смерть». На северной стороне бухты есть мыс, далеко выдающийся в море, называется Хира-кубо. Когда кто-то умирал, моя мать говорила, что он «отправился на Хиракубо».

– Значит, Хиракубо символ смерти, а бухта – смертельной угрозы, а вы, господин О., верно, родом с юга Исигаки?

С. торопливо ответил:

– Нет-нет, дом господина О. находится на Такэтоми, острове, мимо которого мы сегодня проплывали. Это крошечный островок по площади в пятьдесят раз меньше Ириомотэ, но люди появились там две тысячи лет назад, так что Исигаки, Ириомотэ и другие острова Яэяма находились у него в зависимом положении. Сейчас Исигаки имеет статус города, а прежде он административно подчинялся Такэтоми.

– Стало быть, у Такэтоми особое положение? – произнес я, желая польстить О.

– В старину, пожалуй, – равнодушно отозвался он, крутя баранку.

– Дело в том, что на Исигаки и Ириомотэ свирепствует малярия, поэтому люди всегда избегали этих мест. Но на Исигаки в старину ссылали преступников, и остров постепенно заселился. А вот на Ириомотэ в годы Кэйтё [viii]пытались создавать поселения, но тщетно – здешняя природа одержала верх, и после эпохи Мэйдзи [ix]все деревни обезлюдели.

Дорога шла через горы. Ветви деревьев, нависавшие над дорогой, заслоняли свет. Я кожей почувствовал смысл слов «природа одержала верх». Казалось, что буйные растения, извивающиеся точно дьявольские порождения, высасывают из почвы живительные соки. Наконец машина вырвалась на простор, и мы увидели большую реку, которая неторопливо несла свои воды, омывая корни манговых деревьев, росших по берегам. Мы вышли из машины. Внизу под обрывом стояла моторная лодка.

– Эй! – зычно крикнул О., и откуда-то появилась женщина, похожая на крестьянку.

Она была одета в толстый прорезиненный плащ, большая шляпа скрывала лицо. Возраст было трудно определить, но она казалась не старой.

– Довезете наших гостей до верховья?

– Пожалуйста. А водопад? Показать?

– Не стоит. И погода не располагает, да и времени мало. Далеко не забирайтесь, я вас здесь подожду.

Даже брюки на женщине были прорезиненными. Переваливаясь на коротких ногах, она направилась к реке. Наш «капитан» ловко провела лодку вверх по течению.

– Здорово! – восхищенно сказал директор фирмы. – И давно вы этому научились?

– Чего там, шесть месяцев всего, – нелюбезно ответила она.

– Шесть месяцев? – растерянно пробормотал директор и умолк.

Да и окажись женщина более приветливой, все равно говорить больше было не о чем. Дождь лил все сильнее, ветер хлестал в лицо, приходилось жмуриться.

К слову сказать, река Ураутикава, по которой мы плыли, оказалась довольно длинной. Я повторяюсь, но площадь Ириомотэ – 290 квадратных километров, то есть меньше одной седьмой Токио, а его река куда внушительней Тонэгава [x]. Я не знаю точно ни ширины, ни длины ее, но она была неожиданно полноводной для такого крохотного островка. Я никогда не видел Янцзы или Хуанхэ, но Ураутикава была под стать какой-нибудь крупной водной артерии на материке. Глядя на ее воды, невольно убеждаешься, что в глубокой древности остров Ириомотэ был частью континента. Когда Ириомотэ отделился от суши, ему «в наследство» достались не только карликовые кошки. Горы, реки, травы, деревья природа тоже сберегла, как и кошек, в первозданном виде. Наверно, потому люди – пришельцы на этой земле – так и не смогли покорить ее.

Буйные заросли по берегам реки являли собой выставку тропической флоры, но я смог узнать только кокосовые пальвиды [xi]. А специалист бы определил даже родовой состав мангрового леса. Растительность острова отличается удивительной жизнестойкостью и способностью к воспроизведению. Деревья размножаются семенами, которые, падая в реку, прорастают там, где им удается зацепиться за ил. Над водой столбиками торчат молодые побеги от воздушных корней. Они похожи на детей, которые вошли в реку и стоят на цыпочках, чтобы не захлебнуться. Юная поросль выглядит жалко и беспомощно, но очень скоро побеги дорастут до своих «родителей». От одного ствола в разные стороны тянутся бесчисленные ветви и корни. Они переплелись, образуя клубок, – не растения, а сгусток неукротимой жизненной силы, вызывающий отвращение. Буйно разрастаются не только мангровые деревья. Вьющиеся растения здесь не мягкие и нежные вьюнки, к которым мы привыкли в Японии, а мощные лианы, охватывающие громадные стволы. Растение «хабу кадзура», «вьющаяся змея», на этом острове куда страшнее хабу [xii].