Бенджамин Кункель - Лекарство от нерешительности

Вскоре явился Дэн, чтобы узнать, не хотим ли мы поучаствовать в групповом кайфе. Я перевел:

— Он спрашивает, не хотим ли мы принять экстази в компании… в компании еще нескольких человек. Как-никак сегодня день рождения Форда, — добавил я под влиянием стадного инстинкта.

Ванита сначала промямлила что-то на тему «Я приличная девушка», а потом удивила меня, выдав:

— Отлично! Я никогда не принимаю внезапных решений. Тем более я на бюллетене.

В гостиной Санч, Форд и Кэт, девушка Форда, сдвигали диваны, потому что Кэт настойчиво прогнозировала групповуху. Дэн тем временем взобрался на карточный столик и, каким-то чудом на нем балансируя, стал снимать стенные часы.

— Не желаю их наблюдать!

— В этой связи интересно вспомнить Бодлера, — произнесла Ванита. — Он оторвал от часов стрелки и нацарапал на циферблате «Времени всегда меньше, чем кажется».

— Надеюсь, Двайт, эта девушка для тебя не слишком умна, — сказал Форд. И с неподражаемым выражением лица пошел за неизбежным ночником, изрыгающим неосязаемую разноцветную лаву, — наследием интерната при школе Святого Иеронима.

Дискотечный зеркальный шар под потолком разбрызгивал свет; зайчики скакали по стенам и по лицам шестерых, рядком усевшихся на двух диванах. Я сел посередине одного дивана, Ванита — посередине другого. Мы оказались друг против друга. Музыка, до того струившая по ногам теплые электроволны, стала набирать обороты и затягивать сначала ноги, а потом и мозги в воронку.

— Кто это играет? — спросил я, ни к кому конкретно не обращаясь. — А то меня уже повело.

— Теплое молоко, — отозвался Санч.

— Так группа называется?

— Нет, я хотел сказать, что звучание этой музыки эквивалентно вкусу молока непосредственно из молочной железы любого млекопитающего.

Данное меткое замечание было встречено одобрительным мычанием. Через несколько минут Форд вопросил:

— Слушайте, а кого-нибудь уже торкнуло? — И беспомощно огляделся.

— Меня, — решил я его поддержать. Действительно, ладони вспотели, и желудок вел себя как-то неадекватно. Вдобавок начали с шипением испаряться мозги в районе затылка.

— А ты кто? — удивился Форд.

Но тут пробрало всех. Кэт встала и подняла руки.

— Умираю хочу заняться йогой! Давайте поприветствуем солнце! Повторяйте за мной!

Кэт спрыгнула на пол, мы последовали за ней, выстроились в затылок и раскинули руки.

— В Индии все совсем иначе, — сказала Ванита. — Там в основном мужчины…

— И это не лишено смысла, — на всякий случай ответил я. Я не понял, что конкретно делают в основном мужчины в Индии, однако было очевидно, что некоторые вещи мужчины действительно делают в основном, в отличие от не-мужчин.

Я вытянул руки вперед и, повторяя за остальными, стал поднимать их к некоей духовной точке, зависшей над моим теменем. Следующим упражнением было стиснуть ладони в бесшумном хлопке и, растопырив пальцы, медленно опускать руки, как бы процеживая свет. Мы повторили его раз шесть.

— К сожалению, для других асан здесь мало места, — сказала Кэт. — Но разве все мы не почувствовали, как наши легкие наполнились свежим воздухом? Восхитительно, правда?

Каждый с должной степенью снисходительности выразил свое «ага», и мы снова уселись на диваны.

— Кэт у нас хиппи, — сообщил Санч.

Форд:

— Хиппи хорошие. Только одеваются ужасно.

— И на голову больные, — добавил Дэн.

Кэт:

— Мы здесь все такие умные… Только подумайте — понадобились миллионы лет эволюции, чтобы получились такие умные люди, как мы.

— Шаг вперед и два назад, — сказал Дэн.

— Как хорошо, что ты здесь, — сказала Кэт Ваните.

Ванита улыбнулась, открыв зубы, на которых неизвестный стоматолог нажил целое состояние.

— Когда ты в компании — единственная девушка, это порой напрягает, — продолжила Кэт. — Все посмотрите на нашу новую подругу Ваниту и подумайте: «До чего же она хорошенькая!»

Четыре голоса с энтузиазмом подтвердили правоту Кэт. Санч — бог знает, под влиянием ее слов или просто так — начал расстегивать рубашку.

— Покажи нам свои соски! — заорал Форд.

— Ни за что! — испугалась Ванита.

Форд:

— Я имел в виду Санчевы соски.

Санч откинул голову, распахнул рубашку, поймал в чашки ладоней свои отвислые и рыхлые, как мешочки с горохом, мужские груди и покачал их. Мы с Фордом заржали, а Кэт произнесла:

— По-моему, это самые красивые соски в мире.

— Спасибо, — сказал Санч. — Этих слов я ждал с тех самых пор, как меня разнесло.