Бенджамин Кункель - Лекарство от нерешительности

В иллюминаторе густела великолепная беззвездная тьма. И я дал себе слово каждый раз рассказывать что-нибудь новое о своей поездке, а не повторять одно и то же по два, а тем более по три и по четыре раза. Неприятные впечатления, если они меня постигнут, тоже не утаивать — ведь никто не обещал, что будет легко, тем более в Колумбии (о страданиях колумбийского народа я успел немало почерпнуть из газет за те дни, что слонялся без работы). К несчастью, я и мои соседи по съемной квартире на Чемберз-стрит недавно способствовали продолжению затяжной гражданской войны в этой стране, купив кокаину и нанюхавшись его. Пожалуй, не стоит рассказывать об этом Наташе. С другой стороны, так как я едва знаю Наташу, мне захочется вызвать ее на откровенность, а в ответ и самому придется откровенничать. Я очень надеялся, что Наташа не станет спрашивать, кто, по моему мнению, должен победить в гражданской войне. Ведь эта война — просто столкновение интересов двух террористических группировок, разве не так? Но вдруг пора уже выбрать из двух террористических зол меньшее, чтобы наконец наступил мир?

Вскоре самолет приземлился, на сей раз без эксцессов. Уже хорошо. Пока мы продвигались к выходу, все дети начали успокаиваться после затяжного рева. Вы замечали, что ни один ребенок никогда не прекращает реветь сразу — нет, ему обязательно надо еще повыжимать из себя всхлипы, прежде чем перейти в другое состояние. Как будто ему неприятно признавать, что любое из обстоятельств, вызвавших рев, все же недостаточно весомо для того, чтобы ныть до бесконечности — даже в растерзанной войной Колумбии.

Впрочем, это уже не Колумбия, напомнил я себе, спускаясь по алюминиевому трапу и ступая на гудрон шоссе. Это Эквадор, для меня — настоящая terra incognita. Кругом пестрели путеводители — но я, растерявшись среди заголовков типа «Третий мир: скрытая угроза», не купил ни одного. Единственное, что я знал о земле, на которой стоял сейчас — меня всегда интриговало это «сейчас», не важно, где оно меня заставало, — так вот единственное, что я знал о земле, на которой стоял сейчас, — запах. Пахло холодом и костром. И еще, кажется, сточными водами. А что, если природа одарила меня исключительным обонянием, и мое призвание — стать профессиональным дегустатором вин? Я бы зарабатывал на жизнь употреблением спиртных напитков. Пожалуй, застраховал бы свой нос на сумму с энным количеством нулей. Потом в результате аварии потерял бы свои выдающиеся способности и озолотился на страховке.

При мысли, что я до сих пор не знаю, куда себя деть, я покраснел.

Отслеживая на ленте транспортера свой рюкзак, я заметил, что у меня дрожат руки. Диагноз был не нов: ГСТИС. Еще одна Наташина кличка, расшифровывается «Где-Сядешь-Там-И-Слезешь». ГСТИС диагностировали у каждого, кто в школе Святого Иеронима пытался подбивать к Наташе клинья.

Выходит, все эти годы я был влюблен в Наташу? Просто раньше она не выказывала ответной симпатии? А теперь, когда она пригласила меня в Кито (после стольких лет!), я могу наконец признаться в своих чувствах хотя бы себе? Не то что чужая, и своя душа — потемки! Все это хорошо, но с дрожью-то что делать? Ладно, в конце концов, я в новой стране, у меня, возможно, начинается новая жизнь — отсюда и дрожь. Нервная дрожь, дрожь от возбуждения, от новых перспектив, от свободы — свободы выбора.

Я взвалил на плечи рюкзак и вышел из зала ожидания — последнее и так затянулось. От толпы блестящих черных голов отделилась высокая блондинка. Правда, не такая высокая, как мне помнилось. И не такая уж блондинка. Вообще не блондинка, если на то пошло. По глазам я увидел, что она узнала меня, поэтому рванулся к ней с криком «Hola! Еl Джокер!». Однако она улыбнулась чужой улыбкой, и меня охватил ужас — не оттого, что она вообще изменилась — она по-прежнему казалась мне прехорошенькой, — но от характера произошедших с ней перемен. И когда она своим побывавшим под скальпелем пластического хирурга лицом, своим низким мягким голосом, выходившим из распухших от коллагена губ, произнесла «Привет, Двайт», я только и смог, что выдавить улыбку. «А то ли еще будет!» — надрывался внутренний голос.

— Наташа в туалете, — объяснила не-блондинка.

Какое счастье, что эта незнакомка действительно оказалась незнакомкой, а вовсе не Наташей! У меня отлегло от сердца, и со словами: «Боже, как я рад вас видеть!» я крепко ее обнял.

Наташа застала нас повисшими друг на друге.

— Нет, вы только посмотрите! — Голландский акцент был заметнее, чем мне помнилось — или хотелось помнить. — Еще не познакомились, а уже подружились!