Бенджамин Кункель - Лекарство от нерешительности

К таким разговорам, больше чем надо соответствовавшим духу времени, в последние два года свелись наши отношения. Всякий раз, когда мы выбирались поиграть в гольф или покататься на лыжах, папа втягивал меня в диалог на тему «Как хорошо, что мы выиграли холодную войну». Можно подумать, мы с папой лично принимали в ней участие. «Во время холодной войны человек знал, зачем он встает по утрам. А что мы имеем теперь?» Папа, насколько я понимаю, старался подчеркнуть нашу с ним мужскую солидарность; в то же время причина, по которой я вставал по утрам, оставалась неизвестной нам обоим с тех самых пор, как я начал изучать философию в колледже — видимо, с целью причину эту выяснить.

Мы продвигались от лунки к лунке. Над нами висело низкое коннектикутское небо.

— Через десять лет, — развивал мысль папа, — у людей исчезнет предубеждение против лекарственных препаратов. Конечно, к арабам это не относится. Человек сам состоит из химических элементов. Да-да, из них, сынок. Нужно только подождать, пока эта простая мысль проникнет в сознание масс. Что ни возьми — хоть еду, хоть спорт, хоть секс, хоть дружбу, — все имеет свойства медикаментов, то есть определяет настроение и состояние человека. И так было всегда. Запомни мои слова: различие между натуральным и искусственным в недалеком будущем станет считаться предрассудком, широко распространенным в двадцатом веке. Какая разница, свои у человека мозги или он умный потому, что принял некий препарат? Люди сейчас относятся к таким вещам отрицательно, а ведь это не более чем атавизм, оставшийся от религиозной концепции так называемой души. Только не говори об этом Чарли.

— А вот вы с мамой всегда относились отрицательно к приему неких препаратов, если речь шла о моих мозгах.

— Ну, Двайт, нашел, с чем сравнивать! — С этими словами отец изящно размахнулся клюшкой и запустил мячик по идеально выверенной траектории. — Каково?! — Если бы я предварительно пожевал грибков, в небе мне привиделся бы тающий белый, как от самолета, след. — О чем это мы? Ах да, о твоих мозгах. Видишь ли, Двайт, марихуана не стимулирует умственную деятельность по крайней мере не каждый раз. Надеюсь, ты ее больше не употребляешь?

— Очень редко.

Мы добрались до края поля и стали искать в густой траве мой мячик.

— Марихуана, папа, порой доставляет удовольствие и снимает напряжение.

В нашей семье эта фраза бывала в ходу по самым разным поводам. Например, мама, однажды вечером зайдя в комнату находящегося на пике пубертатного периода сына и поведав ему (мне), что такое секс, как было бы хорошо, если бы со временем он (я) встретил девушку, которую бы полюбил, и занимался бы сексом с ней или в крайнем случае сам с собой, в частности, сказала, что секс доставляет удовольствие и снимает напряжение. Этой же фразой папа оправдывал перед Алисой свое пристрастие к виски. Сама же Алиса в период Запугивания мамы нетрадиционной сексуальной ориентацией, растянувшийся на целый 1992 год, с саркастической усмешкой заявляла, исключительно для поддержания имиджа, что лесбийская любовь доставляет удовольствие и снимает напряжение.

— Марихуана, как тебе известно, способна влиять на мотивацию. Ты, наверное, куришь примерно раз в две недели? — с нездешней проницательностью предположил папа.

— Какое там! Уже и забыл, когда последний раз курил.

— Двайт, я это к чему говорю? К тому, что думать о человеке и не принимать в расчет химию — все равно что строить дом, ничего не смысля в архитектуре. Каждый живет в конкретном доме с конкретной отделкой, мебелью и прочим. Только интерьер делает дом домом.

Я понимал, что в данном случае можно и поспорить. Вдобавок я знал: у неверия в то, что характер дается человеку раз и навсегда, пышная родословная. В частности, на интеллектуальном генеалогическом древе фигурирует шотландский философ Дэвид Юм. Однако я отлично помнил, как папа и мама внушали мне, что нужно быть честным с самим собой — именно это выражение было у них в ходу, причем, кажется, они полностью отдавали себе отчет в том, какие последствия может повлечь такая принципиальность. Поэтому папина готовность вместе с пятном от пальца стереть с зеркала заодно и человеческое лицо меня несколько напрягла.

Я начал говорить, что люди скорее всего и дальше будут придерживаться уже имеющегося весьма сомнительного, зато привычного представления о том, что такое здоровье; что подобные теории самым пагубным образом отразятся на таком явлении нашего общества, как массовое лежание на кушетке, в результате чего тысячи психоаналитиков останутся без средств к существованию; и что именно пугающие последствия перестройки человеческой психологии явились одной из причин последних событий, связанных с «Пфайзером», в результате которых я, как мне уже давно следовало признаться, остался…