Денис Соболев - Говорящий с травами. Книга вторая. Звери

– Анют… ты чего не спишь? Ночь ведь.

Глаза ее как-то сразу наполнились слезами, две мокрые дорожки протянулись по щекам, губы задрожали. Он протянул руку, хотел погладить ее по голове, но она сжалась, дернулась в сторону и заплакала пуще прежнего:

– Матвей… ведь они… мы… я… Матвей… – она уткнулась лицом в колени, плечи ее мелко затряслись. Матвей схватил Анютку, прижал к себе, уткнулся носом в ее вкусно пахнущие травами пышные мягкие черные волосы, зашептал:

– Анют, ну что ты, перестань… Все хорошо, вы здесь, все плохое кончилось…

Она вывернулась из рук Матвея, посмотрела ему в глаза. В глазах ее плескались такие боль и страх, что Матвею стало страшно.

– Все плохое кончилось?! Матвей? Да как же кончилось? Как жить теперь, Матвей? Кому я теперь нужна такая?! – Анютка почти кричала, слезы катились градом.

– Анюта, перестань – он говорил строго, почти жестко – мне нужна, маме моей нужна, Иванам вон да Авдотье. Жизнь не кончилась, понимаешь?

Анюта замолчала, глядя на него широко распахнутыми глазами:

– Нужна… тебе?…

Она, похоже, только это и услышала.

– Прости меня… за то, что не было меня рядом…

Она перебила его:

– А что бы ты смог? Погибнуть со всеми вместе?

– Я не знаю… просто не знаю… но ты прости меня…

Анютка словно и не слышала его, говорила взахлеб, спеша выговориться:

– Любаву Ухов этот трогать запретил, она отдельно от нас всех жила. Но все равно все время с нами была. В обиду нас не давала, заступалась, дралась даже с этими… Мы тоже дрались, но разве справишься… – она зарыдала в голос.

Матвей слушал Анютку молча. Что сказать он не знал. Его полнила бешеная, дикая ярость, дыхание кончилось вдруг. А ведь они в деревне, дед Савелий сказал ему! Они сидят там, на берегу, в сарае. Сидят и ждут обоза, чтобы предстать перед правосудием.

Матвей вскочил, схватил нож и рванулся к выходу из сенника. Анютка метнулась следом:

– Матвейка, куда?! Стой, дурак!

Он не слышал ее, он вообще ничего не слышал и не видел. Его несла вперед ярость, он шел убивать. Он почти успел пересечь двор, но дорогу ему заступил дед Савелий:

– Охолони, Матвей – голос деда был глух. – Охолони, не то натворишь бед. Как жить потом станешь?

Матвей, не слушая деда, попытался обойти его стороной. За спиной из сенника выскочила Анютка, догнала Матвея, схватила его за плечи, уткнулась лицом ему в спину, чувствуя, как он дрожит. Дед шагнул к Матвею и молча забрал у него нож, сунул в сапог:

– Пойдем вместе, Матвей. Пока идем – думай. Хочешь ли ты сделать то, зачем шел? Если захочешь, я отдам тебе нож. Но помогать не стану, уж не серчай.

Анюта смотрела на деда Савелия из-за спины Матвея:

– Деда… как же?? Он же… Да вы что?! – голос ее кипел от возмущения, слезы высохли, она готова была броситься на защиту Матвея.

Матвей вздохнул глубоко, поднял лицо к небу, ловя ртом капли легкого, внезапно налетевшего дождика… Потом молча развернулся и пошел в сенник. Дед Савелий окликнул его:

– Матвей… – и когда Матвей обернулся, протянул ему нож.– Никогда не делай ничего сгоряча.

Матвей все так же молча кивнул, сунул нож за пояс и ушел. Анютка потерянно стояла посреди двора, глядя Матвею вслед. Дед подошел к ней, приобнял, прогудел добродушно:

– Иди спать, девонька. Ему одному побыть надобно, подумать.

На шум из дома на крыльцо вышел заспанный Иван-младший, потянулся, поскреб могучую грудь и спросил, подавив зевоту:

– Вы чего расшумелись-то? Ночь на дворе.

Дед хохотнул:

– Да Анютке вон страшное что-то приснилось, а тут я рядом случился.

Он подтолкнул Анютку к Ивану, и та шагнула послушно, зябко кутаясь в платок. Иван протянул ей руку, помогая взойти по ступеням, и повел в дом, что-то приговаривая. Дед улыбнулся, глядя им вслед.

Проснулся Матвей от громкого призывного мычания Буренки. Корова требовала дойки и шумно терлась боком о бревенчатую стенку сарая. Авдотья уже бряцала подойником, направляясь в сарай. Звонко прокричал петух, Иван называл его кочетом: статный, с ярким разноцветным хвостом и гордо топорщащимся гребнем, он выхаживал по двору, строго поглядывая вокруг. Рядом квохтали куры, разгребая лапами солому и выискивая чем бы поживиться. Матвей потянулся, легко соскочил вниз и толкнул створку ворот, выходя на двор. Серко радостно ткнулся носом ему в ладонь, боднул головой в бедро, приветствуя. Наскоро обмывшись по пояс холодной водой из стоящей у стены большой бадьи, Матвей растерся докрасна грубым полотенцем, что висело тут же на вбитом в стену гвозде, и пошел в кузню, откуда уже разносились голоса Иванов да деда Савелия.